Убийственная лыжня - Йорг Маурер

Еннервайн достал блокнот и записал данные, которые представляли для него интерес: отель в радиусе двух километров, балкон с видом на территорию трамплина.

— Беккер, вы говорили о маленькой, незаметной коробочке. Как она могла бы выглядеть?

— Как сумочка. Как свернутая газета. Как толстый томик со стихами Гельдерлина. Все, что может иметь с собой фанат прыжков с трамплина.

— Как фотоаппарат?

— Превосходно! Таким предметом можно замаскировать операцию как фотографирование.

— Спасибо, Беккер, вы мне очень помогли.

Еннервайн выключил мобильный телефон и пошел задумчиво дальше. Уже показалась клиника. Он собственно планировал задать несколько вопросов лечащему врачу относительно Сёренсена. Но тут у него возникла мысль, что, пользуясь случаем, он мог бы просто зайти в неврологическое или психиатрическое отделение и спросить о шансах на лечение временной акинетопсии, просто так, между прочим, тактично и не опасаясь за дальнейшую профессиональную судьбу. Но не было бы это одновременно глупо и подозрительно? Не почувствует ли психиатр или невролог сразу же, что с ним что-то не в порядке?

Уже год как у него не было тяжелого, длящегося более нескольких секунд приступа, ему всегда удавалось подавлять приступы при первых признаках и сократить их до секунд или долей секунд. Когда у него случался стресс, потому что он слишком много работал, тревожные сигналы в его голове издавали резкий звук, тогда он знал, что очень быстро и решительно должен принимать контрмеры. Следовало в ту же секунду бросить все, снять напряжение и расслабиться, расслабиться. Так как если он допустит приступ, то из одного кадра у него получится целый фотоальбом, и не будет возможности повлиять на скорость перелистывания этого фотоальбома. Он не сможет больше принимать участия в нормально текущей жизни. Как раз перед этим во время совещания в служебном кабинете он пережил такую секундную атаку. Мария встала, чтобы взять кофейник. Ее туловище находилось поперек стола, когда картинка остановилась, моментальный снимок, мир ужасающе остановился. Цветной шарф Марии немножко отделился и поплыл свободно в воздухе. Еннервайн услышал, как Штенгеле спросил о его самочувствии, как остальные продолжали разговаривать, он слышал также, что Мария бесшумно налила кофе в чашку и после этого начала также бесшумно его мешать — застывший стоп-кадр сюда вообще не подходил. И только в следующем изображении Мария снова сидела за столом, казалось, что она рывком перепрыгнула туда. Мир медленно стал вращаться вокруг него обычным способом, и шумы постепенно стали соответствовать изображениям. Так не могло продолжаться дальше. Ему нужно обязательно открыться психологу. После окончания этого дела.

У клиники его уже ждал плешивый главный врач. Еннервайн договорился с ним по телефону.

— Входите, — сказал доктор. — Я уже тоже думал, что вы когда-нибудь появитесь здесь. Вы пришли по поводу Сёренсена, не так ли?

— Да, у меня еще несколько вопросов.

— Вы хотите его видеть?

— Если это возможно, охотно.

— Пойдемте со мной.

Оба пошли по кривым коридорам больницы, сквозь окна иногда можно было увидеть трамплин для прыжков. Главный врач, вероятно, заметил, что Еннервайн бросал взгляд в его сторону.

— Из отделения психиатрии трамплин видно лучше всего, — сказал он, улыбаясь.

И опять психиатрия.

— На каком расстоянии находится трамплин, если стоять на одном из этих балконов?

— Я не думаю, что где-нибудь в мире есть психиатрические отделения с балконами. — Главный врач снисходительно ухмыльнулся.

— Ах да, понимаю. Но какое расстояние отсюда до трамплина?

— Может быть, тысяча, а может быть, полторы тысячи метров. А зачем вам это нужно?

— Просто интересно. А почему Сёренсен все еще здесь, после стольких месяцев?

— Он не транспортабельный.

— А когда он будет транспортабельным?

Главный врач ничего не сказал. То есть никогда, подумал Еннервайн, и ему стало стыдно за такие мысли.

— У меня к вам еще один вопрос, — сказал он. — Вы не обратили внимания на какую-либо травму, которая не вызвана самим падением? Это мог быть ожог, покраснение кожи, которое может появиться, если направить на нее лазерный луч.

— Лазерный луч? Как вам это пришло в голову?

— Я могу уточнить, эту травму можно было обнаружить на левой ноге.

— На левой ноге? Травма от лазерного облучения?

— Да, вероятнее всего.

— Как раз левую ногу мы ампутировали ему сразу после несчастного случая. Ее было невозможно спасти.

— Я этого не знал.

— Были времена, когда полиция знала все.

— А ее обследовали, ногу? — ответил Еннервайн, не обостряя ситуацию.

— Если бы вы увидели ногу, вы бы не спрашивали. Вам описать все в подробностях? Если будете настаивать, то я могу это сделать. Но у нас в операционной даже видавшим виды коллегам стало плохо.

— То есть, ее не осматривали.

— Ее осмотрели в рамках общего судебно-медицинского порядка, например, искали огнестрельные раны, но на мелкие ожоги от лазерного луча — нет. Такое случается крайне редко.

В полутьме отделения интенсивной терапии лежал Оге Сёренсен. В аппарате для искусственного дыхания было больше жизни, чем в нем, подумал Еннервайн. К нему подошла мать Оге.

— Вы тот комиссар, который ведет расследование? — спросила она.

— Да, это я.

— Вы все еще верите в несчастный случай?

Еннервайн решился сказать ей правду.

— Нет, я больше не верю в несчастный случай.

Еннервайн подошел ближе к постели больного.

Нордри, один из гномов, которые поддерживали небо, попросил Оге сойти с его серой в яблоках лошади.

— Далеко еще? — спросил его Оге.

— Уже недалеко, — сказал Нордри. — Еще только через одну гору, и тогда ты найдешь Тора с молотом.

Когда они вышли в коридор, Еннервайн спросил:

— Вы работаете в клинике с лазерными скальпелями?

— Сегодня это стандарт.

— А можно мне посмотреть на такой скальпель?

— Да, конечно. Но, что это все означает с лазером?

Еннервайн решил рассказать врачу о своих подозрениях. Когда они пришли к складскому помещению с техническими приборами, главврач показал на аппарат, который в равной степени мог бы быть либо суперсовременным пылесосом, либо выполненной в постмодернистском дизайне яйцеваркой.

— Это оборудование для лазерного скальпеля, — сказал он. — И — из окон психиатрического отделения свободно просматривается трамплин для прыжков. Но перед тем как вы обнадежите себя, комиссар, перед тем как вы разберете у нас все на части: тот, кто может так модифицировать медицинский лазерный скальпель, что луч может доставать на километр, тот может, и намного проще собрать настоящее лазерное ружье.