Кроме пейзажа - Вадим Ярмолинец

– У вас есть бойфренд?

– Это профессиональный интерес? – снова брови взлетают, снова пожар на скулах.

Он молчит, ждет.

– Слушайте, мне не двадцать лет, и я не уверена, что вы хотите знать обо всех моих любовниках. Я сама хотела бы забыть о них. О некоторых – точно.

Он наливает из кувшинчика в стопку остывшее саке, выпивает, словно для храбрости, потом спрашивает:

– Как насчет еще одной попытки?

В ее глазах мелькает испуг, не свойственный женщинам, привыкшим к безоговорочным победам, но он знает: женщины – притворщицы.

– Как вас зовут, детектив?

– Джейкоб. Джейк.

– Яша, – улыбается она.

– Яшя, – повторяет он. – Яшя, Пашя, почему у вас такие мягкие имена?

– Мы – мягкие люди, – говорит она и касается кончиками пальцев его руки.

– О-о, да! – смеется впервые за вечер Джейк, но не своей шутке, а радуясь предстоящему.

В машине, бросая быстрые взгляды на сидящего рядом мужчину – свою машину он оставил возле ресторана, ехать недалеко, – она с замирающим сердцем загадывает, что если у них, точнее у нее, все получится с ним с первого раза, то он останется с ней и станет отцом мальчика. Она уверена, что у нее будет мальчик.

– Решение в ваших руках, – говорит человек в белом халате Вике. Стекла очков перечеркнуты белым отражением ламп на потолке, на лице выражение сочувствия, сдержанного профессиональной деловитостью. – Его мозг мертв. За легкие и сердце работает вот эта машина, – доктор кивает в направлении приборов у изголовья.

«Как же так? – думает Вика. – Как же организм может продолжать функционировать без мозга, ведь кто-то должен давать команды сердцу, печени, почкам…»

Двое стоят у открытой двери палаты, где лежит все еще живой организм ее мужа. В синем пластиковом кресле у стены – вжавшаяся в него светленькая девочка с очень пристальным взглядом исподлобья. Крохотные пальчики сжимают ручки розовой сумочки. На глянцевой клеенке аппликация: красные губки и белая надпись ХО ХО, – так обозначают поцелуй.

– Я слышала, что некоторые люди возвращаются, проведя в коме… годы…

– Чудеса случаются, – очень сдержанно, но достаточно, чтобы в ответе был ощутим научный скептицизм, усмехается доктор. – Но очень редко. При этом такая тяжелая травма мозга никогда не проходит бесследно. Даже если произойдет чудо, на которое вы рассчитываете, он не вернется к вам таким, каким вы его знали. Мы называем это состояние вегетативным. Моторные функции могут…

Она перестает слушать врача. Хочет ли она, чтобы он вернулся к ней таким, каким она его знала, если произойдет чудо? Нет. И, преодолевая страх, Вика, наконец, решается:

– Хорошо, отключайте.

– Вам нужно заполнить некоторые документы.

– Хорошо, я заполню.

Она оборачивается к дочери:

– Маша, идем со мной, дорогая.

Соскользнув с кресла, девочка робко подходит к ним, берет мать за руку, прижимается к ней лбом, поглядывает на доктора.

Вика и Маша сидят на брайтонском бордвоке, наслаждаясь тихим сентябрьским солнцем. Осенняя прохлада смывает с нее горячечный жар посещений больницы, похорон, общения с полицейскими, юристами. Она бы хотела ходить в театр. Ее привлекает возможность наблюдать за чужими драмами, не опасаясь быть вовлеченной в них.

Ее чувство к Геннадию нельзя было назвать любовью, той спокойной и деловой любовью, которая связывала ее родителей. У нее это было ожидание любви, обида за его измены, а главное – страх за то, что он узнает, что Маша – не его дочь. Когда еще кормила ее грудью, пристально всматривалась в игрушечное личико, искала хоть одну его черточку и не находила. Она не сомневалась, что и он смотрел на Машу с теми же мыслями. Отсюда и страх – он спросит, его ли ребенок, а она, не наученная врать, ответит: «Не знаю», и – конец. Что будет делать тогда одна, без работы, без связей в чужой стране? Выходом казалась вторая беременность, чтобы уже наверняка – от него.

Она, конечно, понимала причину его холодности к ней, но только вины в этом своей не видела. Принудительно окольцованный, он своей нелюбовью к ней мстил тестю, а заодно и ей с Машей. Все заботы о девочке он еще до ее появления на свет поручил родителям – Марии Ефимовне и Евгению Семеновичу. Те действительно помогали Вике, пока Маша не пошла в дошкольную группу. Старики тогда перебрались во Флориду, ближе, как у нас тут говорят, к Богу. На кремацию приехал только свекор. Страшный, как ящер, с обвисшей под подбородком сухой кожей, с трясущейся пятнистой головой, черными глазами. Забрал урну с пеплом и отбыл в свою страну цветов и венков, безмолвно разорвав последнюю связывавшую их нить. Мария Ефимовна, страдавшая диабетом, была на диализе и приехать не могла. Если умрет первой, заберет урну с собой. Пусть. Вика уже это знает: самый дорогой человек – ребенок. Твои плоть и кровь – буквально.

А Машей она забеременела случайно. На третьем курсе университета, она училась на факультете романо-германской филологии, соученица Женя пригласила ее к себе домой на вечеринку – родители были на даче. Дома у нее постоянно что-то происходило – она была весела и любвеобильна. Зажав полными бедрами сведенные ладони и раскачиваясь – к парте, от парты, – она, бывало, говорила: «А зудит у меня, девочки, ну просто везде». И глаза у нее мутнели. С курса на курс она переходила с помощью бородатенького латиниста Сережи Шевелева – доцента кафедры классических языков, где они постоянно запирались, и выходили потом в полутемный факультетский коридор, едва волоча ноги и делая вид, что друг друга не знают. Отец Шевелева был деканом факультета. Еще Женя умела готовить убийственной силы коктейли из молдавского коньяка, кока-колы и кофейной настойки домашнего приготовления. Вику в группе считали тихоней, и Женя позвала ее только по просьбе парня из своей другой, не университетской компании – Геннадия. Тот с приятелями поджидал Женю после вечерней лекции и, заметив в гурьбе студентов Вику, попытался заговорить. Та испугалась и, сославшись на занятость, быстро ушла, а потом пожалела. Он показался ей симпатичным – высокий, аккуратно подстриженный, хорошо одетый и явно старше ее, что тоже привлекало. Направляясь к дому, то ныряя в густую тень деревьев, то входя в круги света на разбитом асфальте, она легко представила, как он сейчас шел бы неторопливо рядом, может быть, положив ей руку на плечи, а у парадного привлек к себе на прощание. Закрыв за собой дверь, она поняла, что хочет увидеть его снова. А когда Женя пригласила ее, сказав, что будет парень, от которого она тогда сбежала, с замершим сердцем согласилась.

Их было шестеро – три девушки и трое ребят – собравшихся послушать музыку и потанцевать, но танцы быстро кончились, и началось совсем другое. Вика была так пьяна, что сил сопротивляться ходу событий не было. Она то смеялась, то плакала, то обнималась с кем-то. Качался потолок, ходили ходуном стены, магнитофон пел: I’m a sex machine in town. The best you can get 60 miles around. Рядом задыхались, стонали, вскрикивали с машинной ритмичностью, пока спасительная темнота не сомкнулась над ней.