Александр Кучин. Русский у Амундсена - Людмила Симакова

Судно для Могучего строили по образцу норвежских зверобойных шхун с особо прочным корпусом. Лесоматериалу уделялось особое внимание. Норвежцы ледовую обшивку делали из дуба. Предполагалось, что её сделают в Норвегии, там же установят двигатель, такелаж и другое оборудование.

У Е. В. Могучего уже было одно зверобойное судно «Андромеда». На нём в 1912 году весьма удачно промышлял тюленей и моржей А. С. Кучин.[192]

Епимах Васильевич назвал своё детище «Персей» по имени древнегреческого героя сына Данаи и Зевса, спасителя красавицы Андромеды, победителя морского чудовища медузы Горгоны.

Руководил строительством инженер В. Ф. Гостев, уроженец села Нименьга Онежского уезда, в то время заведывавший доком Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства на реке Лае, помогал ему М. И. Бачин из села Кушерека.

Планам всесильного мурманского факториста не суждено было сбыться. При спуске корпуса на воду в июне 1919 года традиционная бутылка вина с первого раза не разбилась. Вот и не верь приметам! Судно вместо Норвегии оказалось в Лайском доке в Архангельске, где его и увидел И. И. Месяц, директор Плавучего морского института, созданного по декрету В. И. Ленина в 1921 году для исследования северных морей. Он добился передачи судна институту и переоборудования его как исследовательского. Механизмы и другое оборудование, вплоть до гвоздей и болтов, снимались со старых заброшенных или затонувших судов, которых после войн и революций оказалось немало. Главный двигатель английской фирмы «Амос и Шрют» сняли с затонувшего буксира «Могучий», принадлежавшего когда-то Епимаху Васильевичу.

Для научной работы создали семь лабораторий. Энтузиазмом молодых сотрудников института и опытом архангельских корабелов первое советское научно-исследовательское судно было спущено на воду и совершило свой первый рейс в 1923 году. Сотрудники института распевали песенку:

На флаге «Персея», придуманном ими же, на синем фоне семь звезд созвездия Персея. Имя осталось как символ победы добра и света над злом и разрухой, а медуза Горгона ассоциировалась с теми тайнами, которые следовало открыть в водах северных морей.

«Персей» прошёл славный путь. За годы плавания он совершил около сотни научных экспедиций в Северном Ледовитом океане, был у берегов Земли Франца-Иосифа, Шпицбергена, Новой Земли, Ян-Майена. Его корпус выдержал все испытания. 10 июля 1941 года судно было потоплено немецкой авиацией в Кольском заливе.

С «Персеем» связаны имена многих кораблестроителей и первых советских учёных. В истории этого знаменитого судна есть и частица труда Степана Григорьевича Кучина. По-видимому, его роль не ограничивалась только заготовкой леса, он осуществлял общее руководство, нанимал мастеров, организовывал работу, закупал необходимые материалы, занимался иными хозяйственными делами. В автобиографии он пишет: «1919 заведывал постройкой кораблей в Онеге, спустил с верфи новостроящийся п/х «Персей», который в настоящее время находится в распоряжении научно-промысл. экспедиции»[193].

С 1916 года, когда с событиями Первой мировой войны «поморская торговля» с Норвегией прекратилась, его основными занятиями становятся наживочный промысел и лов сельди. Местом промысла избрана Тюва-губа на Мурмане.

Наживочный промысел начался ещё в предвоенные годы. При ловле трески ярусами на крючки насаживалась мелкая рыба – мойва, сельдь или песчанка. От наживки зависели уловы. Вначале её добывали сами промышленники, но это требовало много времени и сил. В начале XX века появился новый промысел – ловля наживки и доставка её к становищам. Пионером в этом деле был Е. В. Могучий. Он и привлёк Степана Григорьевича к этому промыслу, который стал настоящим мастером и занимался этим долгие годы.

После установления советской власти промысел продолжался. С годами совершенствовалась и технология лова. Рыбу запирали неводами в узких заливах-губах, которые обычно образуются в устьях рек, и вылавливали. Часть солили на месте в бочки, часть передавали рыбакам. Ярусный лов уходил в прошлое, рыбу всё больше ловили тралами, но дешёвая солёная селёдка пользовалась спросом.

Степан Григорьевич работал, как всегда, добросовестно. В 1920 году он был назначен заведующим сельдяным промыслом в Кольском заливе. В мае-июне уходили в море, в сентябре-октябре возвращались. За свой труд 12 января 1928 года он получил от Севгосрыбтреста золотые часы с надписью «В ознаменование пятидесятилетней плодотворной работы на рыбных промыслах Севера Степану Григорьевичу Кучину».

Беда пришла, откуда не ждали. В стране начался процесс коллективизации. К кулакам был причислен и С. Г. Кучин. Его лишили избирательных прав и обложили громадным сельскохозяйственным налогом. Степан Григорьевич в недоумении, он пишет домой. «Дорогая Анюта! Целую тебя и шлю мой привет. Как видно из Лизина письма, что меня облагают в Онеге каким-то небывалым налогом, она называла сельскохозяйственным, но веть сельского хозяйства у нас нет, а подоходный налог у меня удерживался ежегодно предприятием, где я служил, поэтому я посылаю удостоверения о получаемом мною жаловании»[194].

Обывательская зависть к успешному человеку, к семье, которая живёт чуть лучше, сделали своё чёрное дело. Ему вспомнили и «почётного гражданина», и дружбу с богачом Е. В. Могучим, и полученные из Норвегии 2600 крон, которые правительство Норвегии выдало в виде премии всем участникам экспедиции Р. Амундсена к Южному полюсу, и двухэтажный особняк, в котором было бы так хорошо разместить медицинское учреждение для трудящихся. Налог в размере 2570 руб. был уплачен. Он оказался больше годового заработка заведующего сельдяным промыслом. Вероятно, на его уплату пошли норвежские деньги. Потребовалось вмешательство всесоюзного старосты М. И. Калинина, чтобы дело было прекращено. В правах восстановили, но дом не вернули.

Степан Григорьевич заболел и был вынужден уйти на пенсию. Жить в Онеге по понятным причинам он не мог. Семья переехала к дочери Лизе в Ленинград в коммунальную квартиру на Петроградской стороне. Одна комната с простым убранством: четыре кровати, круглый стол, диван с большой спинкой, который разделял комнату, ширма, закрывавшая кровать, печь-голландка, отделанная кафелем, верёвка для одежды от стены к стене. На общей кухне семь примусов – у каждой семьи свой.[195]

Жили вначале вшестером, потом Лиза с мужем уехали в Нарьян-Мар. Остались вчетвером – Степан Григорьевич, Фёкла Андреевна, Анна и Николай.

Что чувствовал этот человек, построивший в своей жизни два дома, в этой каменной коробке?