Бог пятничного вечера - Чарльз Мартин

– Далтон, есть люди, которые, если узнают про нас с тобой, скажут, что я пытаюсь убедить тебя в чем-то, чтобы ты поверил в мою невиновность, хотя мне даже собственная жена не верит. Ты должен это понять. Самый близкий мне на всей земле человек считает, что я – лгун, что я предал ее, как последний негодяй. И даже мой лучший друг и один из моих бывших тренеров не знают, что думать. Если про нас узнают, тебя назовут доверчивым и внушаемым, а для меня найдут слова похуже прежних. Важно вот что: если ты хочешь, если таков твой выбор, я буду тренировать тебя независимо от того, считаешь ты меня виновным или нет.

Ди улыбнулся и постучал себя по груди.

– Я чувствую тебя, пес.

Ну вот, опять.

– Ты понимаешь, что на кону? – спросил я.

Он ухмыльнулся.

– Я уже большой мальчик.

– Раз так, то ступай домой, поужинай и побольше пей. Увидимся здесь же завтра, около десяти.

Парень потрусил через лес.

– Далтон? – окликнул я.

Он остановился, развернулся, подбежал ко мне и вскинул брови.

– Ты лучше называй меня Ди.

– Ладно, – фыркнул я. – Послушай, Ди, что, если ты ошибаешься насчет меня?

Он расслабился и широко улыбнулся.

– Когда я вырасту, то вернусь сюда и отделаю тебя так же, как ты отделал того парня в тюряге.

– Ты и об этом прочитал?

– Ага.

Он снова побежал, а я снова его окликнул:

– Ди?

Паренек остановился и повернулся.

– Да, я все еще люблю мою жену. Больше, чем игру, в которую мы с тобой играем. И я отдал бы левую руку, чтобы в воскресенье днем вывести команду на поле. Или, – я улыбнулся, – в понедельник вечером.

Ди расплылся в ухмылке.

– Так я и думал.

Он исчез за деревьями.

– Эх, малыш, а ты уже вполне большой, – прошептал я.

Слева от нас, на линии деревьев, что-то мелькнуло, как вспышка, как солнечный луч, отразившийся от стекляшки или от объектива. Я прищурился, всматриваясь в темноту между деревьями. Две ветки как будто качнулись, но это мог быть и просто ветер. А может, и вообще ничего.

Или что-то.

Я вернулся в дом и тут же вышел через боковую дверь. Обошел деревья, направляясь к ограде, возле которой, как мне показалось, я и заметил ту вспышку. Пока шел, успел убедить себя, что все это мне только привиделось, что у меня паранойя. Пустые стаканчики из-под кофе, следы на земле, с полдюжины окурков – один еще дымился – убедили в обратном. Тот, кто вел отсюда наблюдение, мог видеть, как мы занимаемся на кладбище старых автомобилей и на поляне внизу. Учитывая, что неподалеку валялись также и несвежие окурки, а трава была примята, наблюдение велось и раньше. Если у них была камера с телеобъективом, они могли сосчитать волоски у меня на лице или прочесть номер моего браслета. Следы уходили к железнодорожной ветке. В темноте чихнул мотор, и я бросился на звук, но когда подбежал к дороге, то увидел только гаснущие вдалеке красные огоньки. Темная лужица на траве свидетельствовала о протечке из коробки передач.

Одновременно с нами на поле занимались парни Деймона. Наблюдатель мог следить как за командной тренировкой, так и за ними.

Эту утреннюю тренировку я продумал особенно тщательно, так что когда Далтон появился – как всегда, с улыбкой на лице, – я был уже в полной готовности. Оглядев двор и все разложенное на земле, он хитро прищурился.

– Отдает средневековьем.

– Вспомнил кое-какие старые трюки.

Ди обвел взглядом пыточные инструменты.

– Это даже не старая школа. – Он показал на задний мост и коробку передач от старого фордовского пикапа. – И что, по-твоему, я должен со всем этим делать?

– Перебросить туда.

– А потом?

Я показал.

– Перебросить оттуда туда.

– И так до тех пор, пока ты не устанешь.

– Точно.

Парень посмотрел на тракторную шину диаметром в пять футов.

– А это?

– Переверни.

– Сколько раз?

Я пожал плечами.

Ди поскреб подбородок.

– Это ж больно, да?

Я присел на корточки и подсунул руки под шину.

– Тебя не просят делать то, чего раньше не сделаю я.

Он кивнул.

– Этого я и боюсь.

Следующие девяносто минут мы скакали, прыгали, бегали по лестнице, таскали сани и крутили молот. Я прогнал его через несколько скоростных упражнений для ног – с утяжелениями и без таковых. Потом мы взяли на буксир старенькую «Хонду Аккорд», с которой было снято все, кроме колес, и какое-то время таскали ее по двору. Сорок ярдов в одну сторону, сорок – в другую. И я снова и снова твердил ему в ухо одно и то же:

– Сможешь набрать сил на четыре четверти? А на пять?

Ди начал уставать, но я не отпускал, бросал ему вводные и требовал решения.

Он старался изо всех сил; по изможденному лицу катился пот, но голова у него работала даже под давлением, так что я поджал еще.

Парень справился.

Я улыбнулся.

– Хорошо.

Нагрузив его ноги, я решил активировать плечи. Снял с него «сбрую», прицепил веревку к тракторной шине и, держа руки перед собой, потянул. Эффективный плечевой тренажер с дополнительным ножным – смертельный номер. Вот здесь Ди начал задыхаться, и мне показалось, что его вот-вот вырвет.

Я забрал у парня веревку и потащил «Хонду» в обратном направлении.

– Если тянет, не держи. – Он подавился и положил руки на колени. – Сейчас организм подсказывает, что он хочет сделать. – Я взял его за подбородок. – Мы же приучаем его делать то, что нужно нам. – Ди сглотнул, напрягся, нацепил «сбрую» и потащил.

После «санок» я натянул перед нами четыре длинные веревки. Точнее, старые якорные канаты, каждый по двадцать футов в длину и по три дюйма в диаметре, тяжелые и громоздкие.

– Сейчас будем включать плечи. – Я взял по одному канату в каждую руку и начал делать махи, прогоняя по канатам «волну». Одна рука вверх, другая – вниз. И так двадцать-тридцать секунд. – Не люблю это упражнение, но оно, да еще подтягивание, – ключ к хорошему броску.

Ди покачал головой.

– Тогда я обязательно их полюблю.

Закончили, как всегда, штурмом Ведра, после чего покачали пресс: ситапы на животе, ситапы на животе с броском шины, «велосипед», «велосипед» с поворотом, «ножницы», кранчи, планка, «дворники» и, наконец, планка на одной руке и одной ноге. На все – девяносто минут при постоянном движении.