Замки - Ирина Леонидовна Фингерова
Шрифт:
Интервал:
И они прекрасны.
Может быть, это тоже выбор? Жить одним днём. Быть счастливыми. Растягивать момент. Раскатывать его, как тонкое тесто (до практически прозрачного состояния), и пускать блинчики по воде.
Зачем им помнить, откуда они пришли, если они никогда туда не вернутся? Почему я так хочу отсюда выбраться? Почему я умею обращаться в горлицу? В чем моя задача? Зачем мне это знать, если можно расчесывать волосы Вайи, угощать сочными яблоками мальчишку-жонглера, летать, расправив крылья и пытаясь обогнать ветер… К тому же есть только один способ узнать, как разрушить проклятье. Почему я чувствую, что готова на это?
Может быть, оставить всё как есть? Может, быть счастливым важнее, чем быть свободным? Свобода предполагает выбор. Выбор делает людей несчастными. Но отсутствие выбора – это несвобода. Этот остров – как рябь на воде. Зыбкий. Поведешь рукой – и нету его. Что произойдет, когда проклятье будет разрушено? Сейчас они молоды, полны сил и надежд (потому что башенные часы стоят на месте, а воспоминания пробуждаются лишь в ночь, когда цветет Саркун). А что будет потом? Они обнаружат себя подвешенными за горло на стрелках календарного циферблата. Осознают, что прошел не один десяток лет, что подошвы их давно истоптаны, а лица загрубели от палящего солнца. Вспомнят, к чему стремились до того, как попали на остров свободы, усядутся на песок и, пропуская его сквозь пальцы, поймут, что корабль давно разрушен. Отсюда никуда не деться, даже если захотеть. Разве что смастерить плот и отправиться в опасное плаванье. В далекие неизведанные земли. Рискнуть. Но возраст уже не тот…
В конце концов, здесь не так уж и плохо.
– Ты права, – ответила Кора после долгого молчания, – наверное, я зря пришла.
Морган нащупал в кармане ложку, принадлежавшую Марку. С белой лилией на черенке. Приданое фрау Блот. Ложка, служившая указателем на перекрестье дорог. Марк заблудился в темном лесу, Амальда заблудилась в темном лесу, они могли бы спасти друг друга, но новоявленный чумной доктор не смел ослушаться друга священника. Они встретились снова. Но не помнили свою историю.
А Морган помнил, как ветер хлестал его по лицу, а он копал землю. Помнил грязь, застрявшую под его ногтями, как ломило спину, слипались глаза, и грудь сжимало от нехватки воздуха, от переизбытка чувств.
– Чипатиак сказал, что я смогу разрушить проклятье, – неожиданно для самого себя сказал Морган, – он сказал мне это перед смертью.
И тогда Кора расхохоталась. Морган не мог оторвать взгляда от её лица. Оно деформировалось от смеха, морщилось, как отражение в кривом зеркале. Её черные зубы и вылетающие изо рта звуки напоминали жужжащий пчелиный рой. Сейчас она набросится, ужалит…
Кора не могла успокоиться. Дикая горлица пела свою прощальную песню.
– Наконец-то! Наконец-то! Он мертв! Он хотел снять проклятие, но он мертв! Я знала, что колдун погорячился. Он не злой, не злой! Это слишком жестокое наказание за сожженный замок! – бормотала она.
– Но как? – Голос Моргана вырвал хранительницу острова из потока мыслей. – Как мне это сделать?
– Очень просто, – усмехнулась Кора, – нужно меня сжечь.
Фраза повисла в воздухе. Она говорит серьёзно или это очередная загадка?
– Я знаю, что делать, – вмешалась Амальда. От неё исходил сильный аромат лавандового масла. Голова раскалывалась. Кажется, она снова не могла заснуть. Лоб проложили глубокие борозды. – Старый Чи сказал, что письмена обретут смысл, когда придет время.
– Как вам удается… помнить? – удивленно воскликнула Кора. – Это невозможно!
– Мы едим много соли, – Амальда поморщилась от яркого света, – и много плачем. Так мы учимся говорить с соленым морем. Наши воспоминания перетекают в рыб. Поэтому мы пьем рыбью кровь…
– Шутишь, да?
Амальда засмеялась. Смеялась она тихо, почти беззвучно, будто рябь прошла по спокойной заводи. Её высокие скулы и чуть раскосые глаза казались высеченными из камня. Красота Амальды была не очевидной, но бесспорной. Даже клеймо на лице её не портило. Неизвестно было, сколько ей лет, но она внушала доверие, и не возникало даже мысли с ней пререкаться.
– Я не знаю. Пока ты не спросила, я не помнила, а как вспомнила – не могу забыть, – пожала плечами знахарка. Будто её не волновало, что происходит. А может, так и было. Амальда считала, что жизнь – это дар, а дареному коню в зубы не смотрят. От этого все равно ничего не изменится. Если написано у жеребца на роду быть сильным и ловким – будет, а если не умеет скакать через барьеры – сломает шею еще в конюшне. Единственная причина, по которой она хотела снять проклятье – освободить Кору. Человек несчастен, только если осознает своё несчастье. Даже если до этого бог весть сколько времени его ничего не беспокоило.
Амальда прикоснулась ладонями ко лбу хранительницы.
– Горячий, – сказала она и достала флакончик с лавандовым маслом, – это поможет.
Кора удивленно посмотрела на знахарку.
– Я читаю боль по твоим губам, – объяснила Амальда.
В глазах немного просветлело. Кора будто впервые увидела остров. Настало время прощаться. Почему когда смотришь на что-то в последний раз, открывается настоящая красота?
В воздухе витало ожидание дождя. Небо затянуло серыми тучами, но солнечный свет просачивался тонкими порциями… Небо и море сливались в одно акварельное пятно, песок блестел от солнца, дышалось легко, несмотря на высокую влажность воздуха. Взгляду не за что было зацепиться. Можно было устремить его вдаль, отправить туда, куда не ступала нога человека, почувствовать, что мир огромен, но до него рукой подать… Несмотря на проклятье, Кора сумела частично вернуть свою память. Все-таки она была могущественной колдуньей. Было ли проклятье наказанием или благом? Она не знала. Но сердце ныло, когда она вспоминала своего покойного супруга. Такая нелепая смерть. Он торговал пряностями с венецианскими купцами и по наивности водил дружбу с неким перечным чиновником, низкорослым жуликом с красными глазками и носом, сплющенным от бесчисленных похождений. Именно он и посоветовал отправиться на север Португалии, в славный город Порто, дабы отведать местного вина «портвейна» и привезти его во Францию. Кора умела читать по рукам и знала, что супруг её будет предан, но его вера в людей была слишком сильна. Будучи идеалистом, он всегда видел свет там, где царила тьма. Она не смогла его уберечь. Венецианские купцы славились своим цинизмом. В
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!