Убивают не камни - Валерий Пушной

Интерес Бобровой настораживал, но, с другой стороны, любой нормальный человек интересуется этим. Он сам бы прежде всего об этом спросил.

— Не знаю, Оксана, — ответил. — Лежа в этих четырех стенах что можно узнать? Полиция работает, надеюсь, найдет. Найдет! — заключил уверенным тоном. — А ты присядь на стул, в ногах правды нет.

Боброва села, по его уверенному голосу почувствовала, что он знал больше, чем говорил ей. Стремление развеять его подозрения в отношении нее ни к чему не приводило. И это обескураживало. Поморщившись, она сказала:

— Не смотри на меня, Глеб, так, будто подозреваешь во всех грехах. — Она словно поймала его за руку. — Я ни в чем не виновата! — ей надо было расположить к себе Корозова, но для этого требовалась какая-то наживка, а именно этой наживки у нее сейчас не находилось. Между тем, она заметила, что ее появления, хоть и удивляют Глеба, но не вызывают отторжения, а это уже был определенный прогресс. Стоит ей показаться здесь еще пару раз, и это может стать обыденным. Стало быть, появится если не доверие, то некая благосклонность к ней. Боброва не сомневалась, что больше никогда не увидит Судоркина. Теперь она могла бы не приходить к Корозову, ибо смерть Больдемара обрушила все планы, начисто стерла цель посещений, какую тот ставил перед нею. К тому же Крыса от нее этого не требовал, впрочем, Крыса пока ничего не требовал. Но кто сказал, что у планов не может быть других исполнителей? Бсе так запутано. Крыса постарался, внес эту путаницу, но, возможно, он собирается сам распутать ее. Неопределенность рано или поздно пройдет, и тогда вновь появится необходимость. Бозможно, цель придется подкорректировать или изменить, но предмет цели останется прежним, и он должен быть под контролем. Да, сейчас она пришла по собственной инициативе. Как будто проявила некий тайный интерес. Бпрочем, кто знает, какие мысли роились в ее голове? И кто знает, не хочется ли ей завершить задачу, поставленную Судоркиным? Возможно, у нее были свои тайны, как у всякого человека. Она посмотрела на Ольгу и, как бы ища поддержку у нее, развела руками. — Женская судьба — это две крайности: ее или любят, или ненавидят.

Ольга улыбнулась и из вежливости поддержала Оксану:

— Доля истины в этом есть.

— Конечно, есть! Любимую женщину обнимают так, что могут раздавить, но, ненавидя, ее тоже хотят раздавить! — развела руками Воброва. — Иногда просто невыносимо быть женщиной, — сказала решительно.

— Ты преувеличиваешь, Оксана, — вклинился в диалог Глеб.

Она несогласно качнула головой:

— Хотелось бы. Но, к сожалению, увы! — посмотрела ему в глаза. — Я, кажется, заболталась, Глеб. Мне пора. Проведала. Гостинец вручила. Пора и честь знать. Некогда рассиживаться. Но если не возражаешь, я тебя еще навещу.

Корозов, конечно, не мог отказать.

Она рывком поднялась со стула, придвинула его к тумбочке, кивнула Ольге и шагнула к двери.

Когда дверь за нею закрылась, Глеб перевел глаза на жену:

— Я ее не понял, Оленька. Может быть, ты что-то поняла?

— Она хотела сказать, что ей несладко живется, — погладила его по щеке Ольга.

— Это как раз я понял, но зачем мне об этом знать? — обнял жену.

— Женщине всегда нужно кому-то выговориться.

Глеб минуту помолчал:

— И все-таки я ей не верю. Не с этой целью она приходила, не с этой.

Оперативники Акламина потеряли след Судоркина. Он, как в воду канул. Но в одной из забегаловок получили информацию о Коромысле. Узнали, каким промыслом тот любил заниматься по вечерам и ночью. Несколько вечеров и ночей подряд опера упорно голосовали на разных улицах города. Останавливали машины, но Коромысло не попадался. Уже потеряли надежду. Собирались сворачивать операцию. И тут повезло.

Коромысло поздно вечером решил покататься. Вскрыл в одном из дворов авто и выехал на центральный проспект. Почему-то его всегда тянуло именно на проспект. Видно, потому что много света и далеко видно: жертву можно было присмотреть заранее. По ночам всегда найдутся те, кто просит подвезти. На сей раз захотелось грабануть девчонку.

После Зинки скучновато было. Подобрал недавно двух дорожных путан, но нет, не то, с Зинкой не сравнить, выгнал их к чертовой матери. Зинку сцапали, Вольдемар пропал, маялся теперь один как сыч. Хоть вой на луну по-волчьи. Деньги таяли. Хату на всякий случай сменил. Мало ли что, лучше поостеречься. А ночью не так опасно, можно прокатиться для души.

Он медленно ехал по проспекту. Четыре полосы в одну сторону и четыре в другую. Машин немного. Светильники вдоль улицы и фары авто хорошо освещали дорогу. Коромысло поглядывал по сторонам, и, наконец, высмотрел. Стоит такая вся пушистенькая, в легкой блузочке и узенькой юбчонке, с дамской сумочкой, двумя ручонками машет, спешит куда-то.

Подвернув к ней, Коромысло присмотрелся. Издалека показалась молоденькой, а подъехал ближе — увидал, что лет под тридцать, но хороша собой, укатать такую куклу в постели, одно удовольствие. Спросил:

— Куда спешишь, мамзель? Садись!

— Дорого берешь? — заглянула в машину девушка.

— Договоримся. Не боись! — усмехнулся он, держа руки на руле. — Или денег нет? — прищурился. — Я с девчат много не беру.

— Вот еще! Почему же нет? Найдутся, — пыхнула девушка и села в машину.

— Говори конечный пункт, — отъехав от обочины, сказал Коромысло.

— Ресторан «Радуга».

— Деньги не знаешь куда девать? Поздновато уже. Ресторан скоро закроется.

— Успею.

Коромысло круто свернул с проспекта в переулок. Девушка заволновалась:

— Ты куда? Мне — прямо!

— Там дорогу ремонтируют, — соврал Коромысло.

— Кому лапшу на уши вешаешь? — возмутилась она.

Он остановил машину. Она хотела открыть дверь, но он цепко схватил ее за руку:

— Ну, что, мамзель, рассчитываться собираешься? Как будешь рассчитываться, деньгами или натурой?

— Деньгами, — девушка достала из сумочки кошелек, раскрыла, и Коромысло увидал, что тот набит купюрами. — Сколько надо?

— Все! — протянул руку Коромысло.

— Подавишься! — вдруг зло сказала девушка и в мгновение ока спрятала кошелек в сумочку.

Медленно вытащив пистолет, Коромысло подвел ствол к ее лицу:

— А от этого ты подавишься, если сейчас же не выложишь кошелек! Но это только часть, остальное отдашь натурой.

— Подавишься, — повторила девушка, и Коромысло не понял, что произошло в следующее мгновение.

Неожиданно ловко она отбросила в сторону его руку с пистолетом, а в лицо ему ударила струя из баллончика. Коромысло вдохнул в себя, по глазам резанула жуткая боль. Завопил, выронил ствол, схватился руками за лицо и провалился в пропасть без памяти.