Холодные сердца - Антон Чиж

Часы отбили полночь. Лукьянова ворочалась и постанывала во сне. Из сада доносились звуки ночных птиц, шелестели ветки, вдалеке проехала телега. Благостный покой, от которого клонит в сон. Ванзаров поборол дрему. Он медленно вертел головой, разминая шею, и страдал только от неподвижности да затекших коленей. Лишний раз шелохнуться – выдать себя. Окно распахнуто, шторы не задвинуты. Если кто-то выжидал в саду, любой скрип в пустой спальне мог выдать. И спугнуть.

Тягостно и неторопливо утекло еще полчаса. Ночь шуршала и вздыхала, и не было ей дела до чьих-то страданий.

Из сада донесся отчетливый треск. Кто-то неудачно перепрыгнул через забор. Трава немного приглушала шаги, кто-то явно приближался. Ночной гость изрядно торопился. Ванзаров напряг мышцы и приготовился. Бросок из сидячего положения труден. Теперь некогда принимать удобную стойку.

За подоконник схватились руки. В проеме появилась тень, перегнулась и легла на живот. Гость лез с такой беспечной наглостью, словно к себе домой. Он спрыгнул с подоконника, на котором остались отпечатки грязных сапог, и осмотрелся. Было достаточно темно, чтобы что-то увидеть. Особенно за шкафом. Послышалось шуршание коробка, чиркнула спичка. Яркая вспышка ослепила. Он зажмурился и отодвинул руку с горящей спичкой. Хилый язычок не справлялся с темнотой.

Ванзаров перехватил руку незнакомца и поднял ее вверх. Человек почти повис в воздухе, даже на цыпочки встал. Он был скорее удивлен, чем напуган.

– Какая встреча! – сказал Ванзаров. – Не советую бежать или оказывать сопротивление. Это может плохо кончиться.

Ночь была теплой. Ветерок не шалил. Городовой Петрусев, заступив на пост еще днем, встретил вечернюю зорьку над заливом и теперь наблюдал, как серое небо медленно темнеет и гаснет, вдруг расцвечиваясь багряными и нежно-алыми разводами. Других развлечений не полагалось. Тоска и скука надрывали душу. Петрусев не понимал, зачем приказано дежурить на пляже, охраняя песок и тряпки на жердинах. Чего тут стеречь? Кто на это добро покусится? Мало того, сам пристав пробежал по пляжу, словно не в себе. А за ним ребята из участка.

Все беды городовых начались с этого господинчика из столицы. Свалился на их головы, и нет теперь покоя. Петрусеву хоть ночное дежурство выпало, так не надо по улицам мотаться. Другие всю ночь будут чего-то патрулировать. Чего бродить без толку, когда и так ясно: убивец уже давно убег. Нету его в городе. Да и не было никогда. Наверняка какой-нибудь дачник от лени с ума сошел и порешил инженера. Понял, что натворил, и сбежал в столицу. Это было совершенно ясно городовым. Искать некого. И так все утрясется.

Петрусев уселся на землю, зачерпнул песок ладошкой и пустил струйку из кулака. Песчинки сыпались с тихим шорохом времени. Да который же час уже?

Городовой вынул из кармана платок, в который заворачивал часы с цепочкой, простенькие, но важные. На циферблате было без пяти два. Вот это приятно. Смена его считай, что кончилась. Пролетела незаметно. Сейчас вернется в участок, напьется чаю и спать ляжет. Пусть пристав хоть из орудий палит. Ни за что с места не двинется.

За спиной послышался тихий шорох. Петрусев отлично знал, что в такой час никого на пляже быть не может. Не иначе еж пробежал, а то лисица забрела из леса. Он обернулся. Дальние кусты, что подступали к песку, стояли неподвижно. Ничего там нет. Конечно, зверь шумел.

Отряхнув ладонь, Петрусев встал, чтобы заприметить сменщика. Поправил ремень, на котором болталась шашка с кобурой, одернул мундир и выпрямил фуражку по козырьку. Старший городовой Макаров любит иногда к мелочам придраться. Вроде порядок блюдет, а вот сам опаздывает.

Послышался тихий свист. Будто подзывает кто-то. И кому вздумалось в такой час забавляться? Свист шел от кустов. Петрусев грозно хмыкнул, чтоб напугать шутников, и направился к кустам. Он успел сделать шага два, как ощутил за спиной движение, но оглянуться не успел. Что-то ударило в затылок. Тело стало мягким, и городовой потек, теряясь в пространстве, пока не упал ничком. В щеку воткнулись песчинки, ставшие вдруг острыми. И его поглотила тьма.

Огонек вздрогнул и погас.

– Пустите… – прошипело из темноты. – Руку вырвете.

– Вырву, если вздумаете шутить, – сказал Ванзаров. – Я честно предупреждал.

– Больно же… Сейчас закричу….

– Желаете полицию кликнуть? Как раз ночной обход. Сдам воришку.

– Ой! Пустите…

– Пущу, если не станете удирать в окно. Это бесполезно, только себя покалечите. И говорите тише, не хотелось бы разбудить Марью Сергеевну.

– Да как вы смеете… Да я сейчас…

Ванзаров не стал торговаться. Резко дернув руку, вывернул ее за спину, накинул ремень, подхватил другое запястье и стянул узлом, который чем больше дергаешь, тем плотнее садится, врезаясь в кожу. Пойманный охнуть не успел, как его толкнули на кровать со связанными руками.

– Извините, необходимая предосторожность, – сказал Ванзаров, принимаясь за керосиновую лампу. – Вы же не хотите, чтобы я обыскивал карманы. Да и права не имею.

– Вот именно: не имеете права! – человек на кровати пытался освободиться, но только крепче стягивал узел. Наконец он прекратил бесполезные попытки. – Снимите ремень, мне больно…

Огонь керосинки разгорелся медленно. Ванзаров надел стеклянный колпак и открыл фитилек. Комната осветилась неясным желтоватым светом.

– Подытожим: за сегодняшний день мы с вами встречались три раза, – сказал он. – Сложно назвать это случайностью.

Связанный дернул руками и застонал.

– Немедленно развяжите. Я требую! Вы слышите?!

– Для ночного воришки вы ведете себя смело. Не желаете представиться?

– Повторяю: развяжите меня.

– В таком случае я не могу быть невежливым: Ванзаров, сыскная полиция.

– Надо же, какая удача: сыскная полиция!

Связанный господин сказал это с таким пренебрежением, какому могли бы позавидовать столичные воры.

– А вас по одному запаху можно узнать, господин Усольцев, – продолжил Ванзаров. – Интересный способ бросить вызов обществу. Не говоря уже о студенческом кителе.

– Я не собираюсь с вами беседы вести. Приказываю меня отпустить. Или иначе у вас будут крупные неприятности.

– Это какие же?

– Зря ухмыляетесь. У меня есть все возможности поставить мелкого чиновника на место. Вы еще пожалеете, что связались со мной.

Ванзаров неторопливо застегнул рукава, надел жилетку и пиджак.

– Видите: мне становится страшно, – сказал он. – Только ведь и вы, господин Усольцев, не знаете, кого пугать вздумали. А вдруг я вам не по зубам? Прикиньте такую возможность…

Устав бороться с ремнем, Усольцев затих и обмяк.

– Это мы еще посмотрим, господин полицейский, – пробормотал он уже не столь уверенно.