Испорченная реальность - Джон Урбанчик
Шрифт:
Интервал:
Всему свое время. Сворачиваем с Парраматты — тут меньше людей и машин, начинаются жилые дома и количество темных уголков для призраков удваивается.
Часть меня надеется, что я ее не найду. Мы на пути к дому ее матери. Карен может жить где-то еще. Возможно, она переехала. Что, если она встречается с кем-то? Замужем? Растит детей?
Что, если ее сына зовут Тимми?
Я расплачусь, я знаю. Не смогу этого вынести. Она может пойти в клуб или еще работать. Она была официанткой, когда мы встретились. Работала в двух барах и ресторане — семь дней в неделю, допоздна.
Что, если она вообще меня не узнает? Абсолютно. Что, если меня вообще не было в ее жизни и вспоминать нечего?
Если волноваться из-за возможных вариантов, дело не сдвинется. Я не смогу просчитать их все. У меня нет руководства. Это не мои фантазии — чужие, рожденные больным рассудком или безразличием.
Я заворачиваю за угол и оказываюсь на улице, где живет мама Карен. Делаю глубокий вдох и понимаю, что не могу к этому подготовиться. Просто иду дальше. Третий, четвертый, пятый дом, и бинго. Фамилия Финли на почтовом ящике.
I
Когда Я встретил Карен Финли на той вечеринке в Орландо, она сказала кое-что особенное. Она клянется, что не говорила этого никому в целом мире. Звучит как преувеличение, но это ее слова.
Друг друга привел меня на кухню, чтобы выпить, увидел стоявшую там Карен, увидел, как я на нее смотрю, и ахнул. Вот так. Он сразу все понял.
Карен наливала себе красного вина. Обернулась, посмотрела на меня так же, как я на нее. Вы верите в любовь с первого взгляда? Мы ее доказательство. Влюбились на том самом месте — до Микки Мауса рукой подать. Я уверен, что у меня в мозгу немного замкнуло. Одно полушарие, ответственное за смысл, приличия и причины, повредилось, другое было перегружено.
— Ах! — сказал знакомый, а потом: — Кевин Николс, это Карен Финли. Она из Австралии. Карен, это Кевин Николс. Он живет в Нью-Йорке.
Она улыбнулась, протянула мне руку. Я уверен, что пожал ее, как подобает. В остальном все пошло немного не так. Язык мне не повиновался, я сказал какую-то глупость вроде: «Привет, приятно познакомиться, как тебе наша страна?» Необязательно этими словами, я не помню, что именно говорил.
Карен сказала:
— Так ты парень из журнала?
Я ни дня не работал в журналистике. Меня зачаровал ее акцент и я онемел.
— Рассмейся, — сказала она. — Так один миг перейдет в другой
— А что тогда случится? — спросил я.
— Неловкость исчезнет, — предположила она. — И будет лучше.
Вспоминая об этом, я оказываюсь у ворот. К парадной двери ведет двухметровая дорожка — узкая, кирпичная — через садик под сенью крохотного балкона. Дом в три этажа, но спереди видно только два. Лестница у левой стены разделяется на втором этаже. Я столько раз бывал внутри. А теперь разгадал загадку дежавю: это знание, полученное в другой реальности. Даже если я ей не снился, Карен решит, что уже где-то меня видела. Не в этом мире. Здесь меня не было.
— Это ее дом? — спрашивает Дайю.
Я киваю.
— Подожду снаружи, — говорит она.
Я киваю еще раз, онемев от ужаса. Отпираю ворота, делаю шаг, другой — дорожка к двери слишком короткая, я не успеваю подготовиться. Поднимаю руку, чтобы постучать. Медлю.
Дверь закрыта. Неважно, постучу я или нет. Есть звонок, но, как я помню, он никогда не работал. Мама Карен отключила его, не помню почему. Дверь из темного дерева — прочная, толстая, с двумя окошками наверху, стекла травленые, — наружу льется мало света. Я не могу разглядеть, что делается внутри. Из окна, выходящего в сад, можно увидеть, как я стою у двери, если, конечно, облокотиться на спинку дивана.
Я стучу. Трижды. Обычный, дружеский стук — за дверью может быть друг или парень с пиццей. Это не грохот срочной доставки или тяжелые, беспрестанные удары маньяка.
Я не дышу.
Откроет наверняка ее мама. Смерит меня взглядом, скажет, что на дворе ночь, и закроет дверь, потому что я ничего не отвечу. Об этом я не думал. Не знаю, что делать.
Дверь открывается внутрь. Это Карен. Прекрасная Карен. Pыжие волосы подчеркивают зелень глаз. Я никогда не видел ее такой. В моем мире ее волосы были светло-каштановыми. В ушах у нее золотые сережки. На плече татуировка, бабочка, которой не было в моей реальности, зеленокрылая. Она в вечернем платье, не слишком вызывающем, похожем на то, что она носила ночью в Орландо. Я пытаюсь заговорить, но во рту пересохло. Кое-как я выдавливаю:
— Привет.
— Ты парень из журнала? — спрашивает она.
Мое сердце подпрыгивает. Не знаю, куда оно рвется. Желудок поднимается к горлу, а может, складывается внутрь, оставляя кровавую бездну, в которую падают мои воспоминания.
— Карен, — говорю я.
Она улыбается. Склоняет голову. Всегда так делает, когда думает, а еще — прикусывает нижнюю губу. Как сейчас. Она моргает, склоняет голову к другому плечу и говорит:
— Не знаю, почему я так сказала. — И снова моргает: — Ты кто?
— Я... — Твой муж, хочу закричать я. Я — отец твоего ребенка! Но вместо этого справляюсь с собой и тихо говорю: — Кевин.
— Чего ты хочешь? — спрашивает она. Переступает с ноги на ногу. Нервничает. Ей неловко. Она смотрит поверх моего плеча, на ворота, у которых стоит Дайю.
— Я хочу... хочу с тобой поговорить, — отвечаю я.
— О чем?
— Даже не знаю, с чего начать.
— Тогда лучше выкладывай все и сразу. — Карен смотрит на мою левую руку. Я чуть ее приподнял, неосознанно, чтобы удобнее было крутить кольцо. На глазах выступают слезы. Карен не такая четкая, как Анна или призраки, но и не так размыта, как остальной мир. Это дает мне надежду.
— Ты меня не узнаешь?
Она склоняет голову к другому плечу, прикусывает губу, хмурится.
— А должна?
— Мне нужно тебе кое-что сказать. Кое о чем спросить. Мне надо знать.
Она смотрит на часы на запястье. Из дома доносится музыка, тихая и нежная. Я не знаю этой песни, но она такое любит.
— Ты?.. — Нет, я не могу спросить ее прямо, это было бы Неправильно. Я незнакомец, для собственной жены.
— Тебе когда-нибудь снилось, что ты замужем, живешь рядом с городом, твой муж — иностранец, а сына... сына зовут Тимоти Николс у него зеленые глаза, твоя улыбка, и он...
Я осекаюсь. Говорю слишком много и слишком быстро. Она смотрит на меня как на безумца. Может, я и правда свихнулся.
— Я тебя знаю, — выпаливаю я. Пытаюсь не напугать ее совсем не сказать «я люблю тебя». — Знаю, что твою маму зовут Анджела а твой отец умер, когда тебе было семь. Несколько лет назад ты ездила в Диснейуорлд и привезла оттуда плюшевого... — Я спохватываюсь: Допи — мой подарок. — Ушки Микки Мауса и «Монополию». Я знаю, что ты хочешь провести медовый месяц в Новой Зеландии, если это уже не случилось. Знаю, что ты любишь голубой, потому что это не цвет твоих глаз, а твоим любимым учителем был мистер Хоган, ведь он читал книги вам вслух, каждый вечер. Тебе нравятся ромкомы, но ты ненавидишь Хью Гранта.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!