Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Что-то там произошло, у поручней.

Воспоминание об этом потом портило ему настроение и пугало еще много дней. Он все время вспоминал о своей матери, и о знахарке из деревни, где он вырос, и думал о том, что никто не мог бы честно сказать, будто понимает все, что происходит на свете.

Леонора Мьюччи, считал Драго, остановилась у поручней не совсем по своей воле. Она собиралась прыгнуть в море. Он не мог бы объяснить, почему он в этом так уверен, не мог поговорить об этом ни с Марином, ни с кем-либо из знакомых моряков или священников. Он мог бы рассказать своей матери, но она умерла много лет назад. Он все еще тосковал по ней.

А теперь, чтобы окончательно переполнить чашу его неприятностей, эти женщины поднялись на палубу, как раз тогда, когда корабль приближался к берегу, а почти все моряки верят, что две женщины на палубе корабля могут принести несчастье.

Такое уже случалось раньше. Когда погибли тот лекарь и пират? Когда обе женщины были на палубе.

Драго готов отнестись к этому, как к необоснованному предрассудку, но моряки всегда суеверны. Слишком многого приходится бояться в море, и он не хотел, чтобы его матросы пугались при подходе к земле, это само по себе опасно.

Он заводил корабль в гавань с юга и очень осторожно, даже в спокойное утро. Столько судов разбилось прямо у входа в свой порт, они слишком торопились вернуться домой и уже не опасались моря, оставшегося за кормой.

Дубраву окружали скалы, по обеим сторонам от островов, защищающих гавань. И даже в такое солнечное утро, как это, откуда-то мог в мгновение ока налететь шквал. Он сам видел, как это бывает, участвовал в отчаянных попытках спасти груз и тонущих людей. Приходил потом на похороны и слушал рыдания родных тех людей, которых они не доставили на берег или доставили уже выловленными из моря.

Женщины вышли из переднего люка как раз в тот момент, когда закончились молитвы. Синьора Мьюччи появилась в первый раз после того пиратского рейда. Она выглядела элегантной, собранной. Второй была… женщина-пират из Сеньяна, с луком и колчаном, рядом с ней шел пес.

Драго нравилось, как выглядит этот пес, но не более того.

Женщины приближались к нему. Он откашлялся, повернулся к ним, в ожидании, расставив ноги, словно приготовился к чему-то. К чему угодно. Он сцепил руки за спиной и принял, как ему хотелось надеяться, горделивую позу.

— Госпарко, — обратился он к жене доктора. Поклонился. Для этого ему пришлось разнять руки, потом снова завести их за спину. Другой женщине он кивнул, для нее этого достаточно, учитывая, кто она.

«Они обе молоды, обе светловолосы, но больше у них нет ничего общего, ни во внешности, ни в происхождении», — подумал он. Женщина из Сеньяна высокого роста, отличается легкой походкой. Умеет убивать. Вторая, вдова… ну, Драго не часто употреблял слово «хрупкая», но оно, кажется, здесь уместно. Она благородного происхождения, так заявил Марин, когда увидел ее в первый раз. Он помнил, как она стояла у поручней, и весь подол ее ночной сорочки был пропитан кровью ее мужа.

— Капитан, — обратилась к нему женщина из Сеньяна, — я только что кое-что осознала. Мне искренне жаль. Я спущусь вниз. Вам ни к чему, чтобы ваши матросы нервничали перед высадкой из-за двух женщин на палубе.

Драго заморгал. Откуда ей это известно? Он увидел подходящего к ним Марина. Взглянул вверх, на паруса. Там ничего не было такого, что бы могло вызвать тревогу.

Он ответил, решительно:

— Эта старая сказка? Ваши пираты в Сеньяне в нее верят?

Она слегка улыбнулась.

— Нет, но я знаю, что в других местах моряки в нее верят. Мне бы не хотелось их расстраивать.

— Я думаю, — сказал Марин, подходя к ним, — что вы предотвратили нечто большее, чем простое расстройство. Я приглашаю вас обеих посмотреть, как мы подходим к Дубраве. Это красивая гавань, если мне будет позволено это сказать.

Женщина из Сеньяна сверкнула улыбкой. «Она очень молода», — подумал Драго. И, вероятно, больше никогда не увидит своего дома. Ну, он сам был еще моложе, когда бежал сюда от османов, и он тоже никогда больше не увидит свою деревню. Мир ничего тебе не должен, считал Драго Остая.

— С позволения капитана, — сказала Даница Градек, — тогда я поднимусь на мачту, а не сойду вниз. Я могу понаблюдать за погодой к западу от нас, если хотите.

Он как раз собирался послать наверх матроса.

— Вы знаете, как подняться наверх? — спросил он.

Она не входила в число членов экипажа. Она была пассажиркой на его корабле, и скоро ей предстояло явиться в Совет Правителя. Он нес за нее ответственность.

Она не ответила. Сняла свой лук и колчан, положила их в сторонку, за канаты, чтобы не попались под ноги. Сказала что-то псу. Он улегся возле канатов. Женщина подошла к грот-мачте и начала подниматься. В Сеньяне, конечно, живут на судах, но они вовсе не такие большие, насколько известно Драго, ни на одном нет таких высоких мачт и парусов. По-видимому, это не имело значения. Она лезла по мачте, не по снастям; должно быть она заметила костыли еще раньше.

Он увидел, как снизу появился художник. От этого, по крайней мере, никаких неприятностей. Виллани вежливо кивнул, поклонился издали вдове доктора и прошел на корму, чтобы там помочиться через поручни.

В первый день он сделал это против ветра и брызг, пытаясь проявить скромность, повернувшись спиной к матросам, и вызвал насмешки, когда возвращался потом вдоль палубы, красный от смущения, в одежде, забрызганной собственной мочой. Так часто бывало, им следовало предупреждать пассажиров, но они никогда этого не делали. Драго никогда прежде не встречался с художниками, но понимал, что они необходимы, восхищался некоторыми картинами в святилищах, а в этом художнике не чувствовалось никакого высокомерия или претенциозности. Он поедет дальше на восток, очевидно, до самого Ашариаса, чтобы рисовать великого калифа. «Лучше бы послали человека, который всадил бы в Гурчу кинжал», — подумал Драго. В память о Сарантии.

Он взглянул на Марина. Тот смотрел, как девушка лезет наверх, на фоне бледно-голубого утреннего неба. Драго огляделся. Матросы тоже смотрели на нее. Это могло показаться забавным, но сейчас неподходящий момент.

— Займитесь своими обязанностями, будьте вы прокляты! — взревел капитан «Благословенной Игнации», который благополучно привел ее домой.

— У меня нет обязанностей, — тихо произнесла стоящая рядом с ним женщина. Она посмотрела на Драго, потом на Марина. — Боюсь, вам придется их мне придумать.

Марин улыбнулся, Драго нет. «Две женщины на палубе корабля», — думал он. И еще он думал о том, какими разными могут быть неприятности.

Она никогда раньше не залезала так высоко, мачта качалась вместе с кораблем, и тем сильнее, конечно, чем выше она поднималась, хватаясь руками за стержни, закрепленные в сосновой мачте, и опираясь на них ногами. Но это несложно, если не боишься высоты, а она не боялась.