Саги огненных птиц - Анна Ёрм

от неожиданности, не понимая, что пронзило его. Ингрид воткнула иглу вновь, Ольгир негромко вскрикнул и выпустил Ингрид, вскочил с кровати. По его шее потекла кровь.

– Что ты?.. – Он зажал рану рукой, совершенно сбитый с толку.

Не сразу он заметил фибулу с торчащей в его сторону иглой в руках Ингрид. Пальцы её были окроплены мелкими тёмными каплями.

– Я же сказала, что убью тебя, если ты тронешь меня, – совершенно злым голосом произнесла Ингрид, поднимаясь с мехов. Она вновь стала похожа на то божество, что привиделось Ольгиру в ней в ту ночь на старом капище. Лицо её было темно и пугающе в свете жировой лампы. – Я не отступлюсь от слова своего. Боги помнят вкус твоей крови и легко найдут тебя, даже если ты решишь спрятаться от них.

Ингрид облизала руку и влажно блестящую иглу фибулы. У Ольгира закружилась голова. Он держался за шею, пытаясь зажать кровоточащие раны.

– Клятвопреступник! – вскрикнула она, и Ольгир бросился к ней.

Он прижал Ингрид к стене. Его кровь испачкала белую ткань её нижнего платья.

– Я не боюсь тебя и твоих богов, – сквозь плотно сжатые зубы процедил он. – Я крестил тебя! Их гнев мне больше не страшен!

– Побойся меня, раз тебе плевать на богов.

– Это ты должна бояться меня!

– Я держу свои клятвы, ты!.. – Глаза Ингрид сверкали от ярости. На губах её алела кровь молодого конунга. – Я убью тебя. Убью себя, если будет нужно. Убью всех твоих детей, если понесу от тебя!

– Прекрати!

Ольгир вновь припал к ней, прижал к стене всем своим весом. Ингрид больше не могла вырваться. Она попыталась достать иглой до спины Ольгира, но он, заметив это, ударил её руку об стену. Фибула со звоном упала.

Ольгир схватил Ингрид за волосы, резко наклонил её голову, выгибая загорелую девичью шею. Ингрид охнула, когда зубы впились ей в кожу, сжав её тисками. Она дёргалась, извивалась, пытаясь вырваться, но Ольгир намертво держал её.

Она сможет пошевелиться, только когда он позволит.

Ослабив хватку, Ольгир заглянул в лицо Ингрид, а после поцеловал места укуса, горевшие от боли. Ингрид невольно застонала, и от каждого звука, с болью вырывающегося из её раскрытого рта, Ольгир становился всё нежнее. Злоба кипела в нём, страшная, всесильная, но он ловко управлялся с нею, насыщаясь, точно горячей водой.

– Я твой муж и господин, – шептал он ей на ухо и снова спускался к укусам, налившимся кровью, целуя их. – А ты моя. Я владею тобой так, как захочу.

Ингрид зажмурилась, сдерживая подступившие слёзы. Она рычала как зверь, пытаясь ослабить хватку. Ольгир же, точно насмехаясь, удерживал её, почти не прилагая сил.

– Я буду любить тебя, моя принцесса. Моя сейдкона.

Руки его скользили по девичьему телу, то сжимая до колючего пощипывания под кожей, то чутко лаская. Ингрид замирала под прикосновениями. Страх вернулся к ней, разбуженный болью.

– Будь холодна, принцесса троллей, – прошептал он почти с улыбкой. – Тебе это так идёт.

Звон в голове снова усилился. По вискам била лишь одна мысль: «Нет!»

Но тело её больше не принадлежало ей. Ингрид остался лишь разум, замутнённый, отупевший, совершенно не способный придумать что-то ещё, что поможет спастись. Но если тело перестало быть щитом, то пусть хоть мысли будут железной рубашкой.

Ольгир взял её за руку и повёл к кровати. Опустил Ингрид, задирая ей платье и осыпая тело поцелуями. Она больше не сопротивлялась. Тело её покорилось, но дух метался, плескался, как серебряный лосось в мутной воде. Ингрид думала о реке, о прохладной глинистой земле, поросшей у берега яркой осокой, о солнце и луне, чьи лучи плясали на речной глади, превращая ту в прекрасную рыбью шкурку. Она думала о чём угодно, чтобы забыться.

От мыслей отвлекла внезапная боль – Ольгир вошёл в неё и навалился всем телом, вжимая в меха на кровати. Ингрид отвернула голову и увидела в тусклом свете дрожащего огонька дверь с вырезанными на ней зверями. Они либо сражались, либо владели друг другом, сплетя тела в единый тугой узел.

Лучше мыслить о реке…

Колючая рвущая боль всё росла и росла, и Ингрид отторгала её от себя. Зажмурилась. В темноте было проще. Кажется, даже не так страшно. Она готова была бросить своё тело здесь на растерзание, лишь бы уберечь рассудок. Жаль только, что разум не хотел покидать его.

– Я не отпущу тебя, – прорвался сквозь звенящий туман голос и вновь канул в пустоту. На частое дыхание Ольгира Ингрид уже научилась не обращать внимания.

Наконец Ольгир рухнул рядом с ней на светлые меха, пытаясь отдышаться. По телу его всё ещё бежала лёгкая судорога. Плечо по-прежнему было перемазано кровью.

Больше всего ей было обидно то, что боги не заступились за неё, бросили, зажатую в лапах желтоволосого зверя.

Ингрид не скоро удалось забыться коротким беспокойным сном. Когда она проснулась, Ольгира уже не было рядом, а солнце перебиралось поближе к земле.

Всё тело болело. Ингрид села, обняв свои колени, и, наверное, долго так сидела, прежде чем выдавить тонкий звук – всхлип. Она начала задыхаться, ловить ртом воздух, но тот тяжёлыми комьями оседал на горле, не давая родиться новым звукам. Рыдания были сухие и совершенно беззвучные. Она позвала мать. Сначала мыслью, затем немыми губами и потом лишь проронила слово в тишину. Оно прозвучало тонко и жалобно, и Ингрид, испугавшись собственной слабости, зарыдала в голос.

Никогда прежде она не звала мать, не смея тревожить покой той, что ушла в иные миры.

Ингрид скулила, раскачиваясь взад-вперёд. Её тело сотрясалось от глубоких рыданий, по коже ползли мурашки. Переплетённые узлом звери следили за ней из своего угла, выпучивая хитрые и бестолковые глаза.

– Хватит, – сквозь слёзы пробормотала Ингрид. – Хватит!

Звери были неподвижны, но сквозь слёзы, застилающие глаза, казалось, что их туловища изгибаются, дрожат, шевеля бесчисленными ногами и хвостами. Ещё чуть-чуть, и они сорвутся с двери, набросятся на Ингрид, опутывая её и завязывая в новые узлы.

– Боги предали тебя, – произнесла одна из пучеглазых тварей. – Ты одна.

– Замолчи. – Ингрид раздражённо замотала головой.

– Ольгир перехитрил тебя, заставив пройти обряд крещения. Он спрятал тебя от богов, принцес-с-са троллей, – прошипело второе животное, похожее на змею.

– Нет в тебе ничего, что спасёт тебя!

– Ничего не