Миленький ты мой - Мария Метлицкая

И я затрепетала, словно школьница. Словно семиклассница, влюбленная в первый раз. Он решил: у нас будет семья!

Аплодисменты! Фанфары и туш!

И мы стали обсуждать проблемы насущные: снять квартиру или полдома, сделать, если нужно, кое-какой ремонт. Комнат точно должно быть две: наша и Дианина. Наконец, объясниться с тещей и… зажить счастливо и навсегда!

Я выдохнула и подумала, что было бы, если бы я не начала разговор?

Ну да ладно! В конце концов важен результат! А что все мужики — народ нерешительный, так это я давно поняла.

Мы стали искать жилье. Нашли — полдома в слободке, на окраине, недалеко от домика тетки Моти. Во второй половине жил хозяин — дед Антон, одинокий вдовец. Тетка Мотя сказала, что дед не вредный и жить «нам даст». Денег он попросил немного — мы потянули. А вот жилье оказалось совершенно запущенным: выцветшие, белесые обои свисали со стен рваными клочьями. Куски потолка, оклеенного белой бумагой, со временем ставшей желтой, с грязными разводами и засохшими трупами комаров и мух, то и дело «падали» на голову. Мебели почти не было: колченогий стул, пара табуреток и стол, накренившийся набок. На потолке — лампочка Ильича. Ни холодильника, ни нормальных кроватей, ни белья, ни посуды — ничего! Туалет, правда, в доме. И вода. Ну что ж… Мы решили дом брать. Из хорошего, у деда был прекрасный сад — с грушами, яблонями и вишнями. Как Дине там будет здорово играть! — подумали мы и решились облагораживать эту нору.

Ну и принялись за дело: купили обои и краску, новый линолеум, новую плиту, взяли в кредит холодильник. Подклеили, побелили, настелили. Отмыли и оттерли. Купили дешевую люстру, пару кастрюль и сковородок, чайный сервиз и обеденные тарелки. Шторки и два дивана: маленький — девочке, побольше — нам. Оставались еще телевизор и письменный стол — для меня и Дианы. Ну и гардероб. Но денег уже не хватило, и потому с гардеробом и столом решили подождать. На улице лето, каникулы, а к осени купим!

Я наводила чистоту и уют. О, с каким удовольствием я это делала! Навешивала в комнате Дианы картинки, пришивала к занавескам цветное кружево, положила коврик с кисками у ее дивана. Словом, я очень старалась. И делала это от всего сердца и всей души! Строила наш с Валентином дом — наш общий и первый дом. Дом для нашей семьи.

Бабе Моте я сказала, что съеду в конце августа — как раз, когда закончим наши переделки и обустроимся. Она поплакала, погоревала и попросила навещать ее. Однажды, на базаре, я поймала на себе взгляд: на меня смотрела пожилая и незнакомая женщина. Посмотрела внимательно, настороженно и отвернулась. Я мельком взглянула на нее и тоже отвернулась. И лишь спустя пару минут поняла: эта женщина — Дианина бабушка и Валентинова теща. Вот кто так внимательно меня изучал! Вспомнила, что смотрела она недобро, с прищуром. Впрочем, ее можно понять: у ее внучки появилась мачеха. А что из этого выйдет — не знает никто.

Даже я, если честно… Все-таки я немножко боялась… Да что там — немножко! Я БОЯЛАСЬ! И вообще, я давно боялась всего — любых отношений. Хорошего отношения ко мне — не очень красивой, бедной, одинокой, когда-то покинутой женщине — боялась. Меня можно любить? Или так — полюбить? И все мои жуткие комплексы, «дарованные» Полиной Сергеевной и моим бывшим мужем? Значит, есть во мне червоточинка? Да нет, не червоточинка — огромный и жирный червь, живущий глубоко внутри меня. И этот червь очевиден! Первой его заметила дорогая Полина Сергеевна. Ну и последователь ее, так сказать, — мой бывший муж Димка. Разглядели они ущербность — сначала в маленькой девочке, а потом и во взрослой девушке. Обнаружили. И решили держаться подальше.

А он, Валентин? Не заметил? Или пока не заметил? То есть все впереди?

Боже, как страшно… Как же мне стало страшно и плохо…

И я снова стала бояться себя…

Я пыталась разубедить себя. Я себя уговаривала. Разглядывала в зеркало и шептала, что я — милая и приятная женщина. Я симпатичная. У меня хорошее лицо, славная улыбка и глубокие глаза. Так говорил мой любимый учитель. В конце концов, я не спилась, не опустилась. Вытащила себя из глубокой и вонючей ямы. Выстояла, разгребла кучу камней, под которыми была почти что погребена. Отползла, отдышалась и — я снова живу! Я — живая и готовая к счастью! И я, в конце концов, никому не делала плохо.

К середине августа мы наконец съехались. О, как я была оглушительно счастлива! Я просыпалась очень рано, зажмуривала глаза от утреннего солнца, бьющего в маленькое окно, и осторожно касалась губами плеча Валентина. А вдохнув его аромат (божественный аромат тела любимого!), я осторожно вставала с кровати — не дай бог его разбудить! — и кралась на кухню.

Ставила чайник, выскакивала в сад — босыми ногами, по росе, немного прохладно, щекотно и очень приятно, — поднимала с мокрой земли розовощекие яблоки и бежала обратно.

Быстро, очень быстро разводила в миске тесто на оладьи — жидкое, как сметана. Крошила туда кусочки яблок и ставила на огонь сковородку. Оладьи шипели, пузырились, румянились — и по кухоньке плыл сладкий аромат штрифеля и запеченного теста.

Закипал чайник, а в миске уже высилась горка оладьев. Я бежала к Дине и садилась на край ее тахты. Я дула ей на ресницы, и они, длиннющие и густые, вздрагивали и начинали трепетать. И девочка моя мне улыбалась!

Разбудив Дину, я шла в нашу комнату и будила любимого. Он, не открывая глаз, хватал меня за руки и пытался «увлечь». Я смеялась, конечно же, вырывалась и цыкала:

— Тише! Ты что, очумел? Она уже встала!

Тогда он вздыхал, открывал глаза и… улыбался!

— С добрым утром, любимая!

Валентин говорил такие обычные и нормальные слова, которые вряд ли удивили бы нормальную женщину. А вот меня… они не просто удивляли — меня они… приковывали, парализовывали. Я замирала, застывала и у меня перехватывало дыхание. Я боялась выдать себя, обнаружить. Сделав глубокий вздох, я «навешивала» на лицо строгий вид и грозила пальцем: «Опоздаешь — завтрака тебе не видать!»

И тут же выскакивала за дверь — отдышаться. Прийти в себя.

Потом мы завтракали, беседовали, обсуждали дела и планы — все, как в обычной семье. В семье, где есть доверие и любовь.

Валентин собирался на работу, и я повязывала ему галстук. Этой премудрости я научилась по картинкам в журнале «Работница». Правда, не сразу. Но мы всему учимся постепенно. И в том числе — быть счастливыми.

Валентин уходил на работу, а я принималась за домашние дела: обед, уборка и прочее. Дина играла в саду — каникулы. А потом я бежала на работу. В школу. Конец августа, все учителя уже на местах — подготовка к учебному году. Дину я иногда брала с собой. А иногда заводила к бабушке. В дом я не заходила — да меня и не приглашали. Старуха, увидев Дину, выползала на крыльцо и всем видом показывала, что меня она не замечает. Ну что ж, наплевать! Наплевать мне на чужую старуху. Кто она мне? Бывшая теща моего мужа?

Впрочем, мужем моим он пока не был. Не был по документам. А так — да, разумеется! Мы давно считали себя мужем и женой. А на все остальное мне наплевать! На штампы в паспорте, на свадьбы — я ведь не девочка! И в белом платье уже, кстати, я пофорсила.