Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Чтобы понять Бжезинского, как советника по национальной безопасности, нужно понять внешнюю политику администрации Картера. Согласно распространённому мнению, внешняя политика Картера была следствием конфликта между Вэнсом, умным и либеральным государственным деятелем из числа элиты, и Бжезинским, блестящим стратегом, но интриганом, пользующимся своей близостью к Картеру, чтобы подтолкнуть США к новой холодной войне. Это очень упрощённый и во многом неверный взгляд; он несправедлив как в отношении конкретных лиц, так и всех сложных внешнеполитических проблем, с которым пришлось столкнуться администрации Картера. Проблемы эти были весьма значительными, и Картер не пытался отвернуться от них. Он не боялся зайти туда, куда опасались его предшественники, и ему удалось заключить договоры о Панамском канале и первый протокол Договора Тлателолко (согласно которому Латинская Америка и Карибский бассейн становились регионами, свободными от ядерного оружия), укрепить внутриамериканские институты по защите прав человека и демократии, нормализовать отношения с Китаем, выступить посредником при заключении Кэмп-Дэвидских соглашений между Египтом и Израилем, поставить защиту прав человека в центр американской внешней политики, провести переговоры по ОСВ-2 и заключить договор о ядерном оружии, договориться о прекращении дискриминации со стороны белого населения в Родезии и принять новую концепцию политики в отношении Африки, сформировать убедительную энергетическую политику и разработать новую концепцию контроля над обычными вооружениями и нераспространения ядерного оружия.

Распространённое мнение о внешней политике Картера ошибочно по четырём следующим причинам.

Во-первых, согласно ему, Картер был пассивным лидером, посредником между Вэнсом и Бжезинским или объектом манипуляций со стороны последнего, когда на самом деле настоящим инициатором политики был Картер.

Конечно, Картер действительно пришёл в Белый дом, обладая недостаточным опытом в сфере внешней политики, но он быстро и охотно учился, а Бжезинский был убедительным учителем. Верно также и то, что Бжезинский иногда пытался разыграть карту в свою пользу, и это раздражало Вэнса. Верно и то, что Картер предпочитал иметь дело с бумагами, а не присутствовать на совещаниях. Некоторые полагают, что Бжезинскому из-за этого было легче манипулировать процессом, поскольку все документы по внешней политике и отчёты о заседаниях СНБ либо составлялись им самим, либо проходили через него.

Но Картер создал защитный механизм, обеспечивающий честность процесса. Он настоял на том, чтобы в подаваемых ему документах всегда указывалась точка зрения Государственного департамента и других заинтересованных агентств, и когда наблюдались разногласия, он всегда лично звонил Вэнсу или руководителям соответствующих департаментов. Таким образом, степень доверия Картера к Бжезинскому зависела отчасти от того, насколько Бжезинский честно излагал взгляды других. Исследователи архивов не нашли доказательств того, что Бжезинский злоупотреблял своим положением и истолковывал мнение Вэнса в свою пользу.

Но главное, неверно само утверждение о том, что у Картера не было своих собственных взглядов на политику. И он не просто старался объединить взгляды своих советников. Как и у всякого ответственного политика, у Картера были свои представления об Америке, ещё более оформившиеся в годы избирательной кампании и поездок по стране, и он старался сочетать свои мысли со взглядами советников на ситуацию в мире и с их рекомендациями. И действительно, внешняя политика администрации Картера по существу была его политикой – в гораздо большем отношении, чем политикой его советников. Да, он не предлагал полностью оформленную и всеохватывающую стратегию, как это было в случае Франклина Д. Рузвельта или Джона Ф. Кеннеди. Но он вступил в должность, имея чёткое представление о некоторых целях, таких как защита прав человека, стремление упрочить мир, несмотря на скептицизм и политические затраты, необходимость руководствоваться моральными принципами в осуществлении власти и желание помогать развивающемуся миру. От предшественников ему также достался довольно большой список проблем и дел, либо полностью незатронутых (Панама, Куба, Родезия), либо незаконченных (ОСВ, Китай и Ближний Восток); к этому добавлялись такие постоянные вопросы, как соблюдение прав человека, нераспространение ядерного оружия и сокращение вооружений. Поэтому Картер, оказавшись в Белом доме, прекрасно представлял себе свои задачи, но его конкретные действия основывались на советах и документах, которые ему предлагали, в основном, Бжезинский с подчинёнными. Следует отметить и то, что среди его советников не наблюдалось разногласий по поводу важности всех этих задач.

Различия во взглядах – особенно между Вэнсом и Бжезинским – касались приоритета той или иной задачи, и в этом заключалось основное различие между Картером и всеми его советниками. Если все они советовали ему взяться за какие-то отдельные вопросы и оставить самые трудные на второй срок, Картер настаивал на том, чтобы решать их все сразу, и как можно скорее. И получилось так, что он достиг гораздо большего, чем кто-то другой – за исключением самого Картера – считал возможным. В любом случае, обсуждения шли на самые разные темы, и Картер поощрял их, стараясь рассмотреть различные точки зрения, прежде чем принять своё решение. В этом процессе у Бжезинского было одно важное преимущество. Он, в отличие от Картера и Вэнса, умел рассматривать международные события в стратегическом и историческом контекстах, придававшим значение тому или иному решению; при этом Бжезинский также показывал Картеру, как отдельные решения согласуются друг с другом. Недостаток Вэнса, как и Картера, заключался в том, что он был человеком более спокойным и более либеральным и предпочитал работать над одним вопросом в отдельный промежуток времени.

Иногда Картера беспокоили слухи о стычках между Вэнсом и Бжезинским, но он был настолько уверен в том, что последнее слово остаётся за ним, что не беспокоился всерьёз об общественном мнении и не старался на него повлиять. Это оказалось политической ошибкой.

Во-вторых, вопреки распространённому мнению, неудачи администрации – например, задержка в переговорах по ОСВ-2, неудача с шахом в Иране, подъём сандинистов в Никарагуа – не были результатом провалов профессионалов или разногласий между ними, но следствием упорного сопротивления Советского Союза идее более масштабного сокращения вооружений или внутренних проблем Ирана и Никарагуа.

Бжезинского несправедливо обвиняли в охлаждении американо-советских отношений из-за того, что администрация отвергла владивостокское предложение Киссинджера по ОСВ-2 в пользу более широкого контроля над вооружениями и публично критиковала репрессивную политику СССР и его вмешательство в дела Африки. Изначально Бжезинский предлагал более скромное сокращение вооружений; именно Картер настаивал на большем. В конце концов Картер во время своей избирательной кампании выступал не только против Джеральда Форда, но и чрезмерно осторожной дипломатии Генри Киссинджера, обещая избирателям более смелую политику и уничтожение ядерного оружия. Поэтому для советского руководства не должно было стать сюрпризом сделанное Картером предложение о масштабном сокращении ядерных арсеналов обеих стран. Тем не менее советский лидер Леонид Брежнев удивился, или сделал вид, что удивлён, и отклонил это предложение, замедлив тем самым процесс переговоров. (Панама же, напротив, горячо приветствовала инициативу Картера, и поэтому договор о Панамском канале стал основным вопросом в повестке дня сената). Возможно, Брежнев с коллегами ошибочно предположили, что, отклонив первоначальное предложение Картера, они заставят Соединённые Штаты умерить пыл и согласиться на более скромное предложение Москвы.