Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

В результате дискуссий в декабре 1975 года вышла небольшая публикация под названием «К миру на Ближнем Востоке», или «Брукингский доклад». Она призывала к комплексному решению арабо-израильского конфликта при активном содействии США и предполагала создание палестинского государства в результате переговоров. Не могу утверждать, что это совместное мероприятие нас со Збигом сильно сблизило, но я видел, что он неплохо разбирается в моём регионе – Ближнем Востоке, серьёзно относится к национализму, умеет выразить суть дискуссии и обладает даром чётко обозначать точки соприкосновения всех членов группы.

Примерно через год Збиг неожиданно позвонил мне и спросил, не хочу ли я поработать под его началом в Совете национальной безопасности (СНБ) в качестве специалиста по Ближнему Востоку. (Я работал заместителем в этом Совете при Киссинджере с 1972 по 1974 год.) Я попросил время на размышления. Со своей типичной прямотой он сказал, что не против, чтобы я подумал, но предложил мне высказаться по поводу других кандидатов на эту работу. Не такой уж хитрый приём, но он сработал. Через неделю я уже находился в составе Совета. К тому времени я ещё не встречался с недавно избранным президентом Картером и не предполагал, что его вообще интересует арабо-израильский конфликт.

Я навсегда запомнил свой первый рабочий день, 21 января 1977 года, и тогда же я понял, что со Збигом стоит работать. В какой-то момент он позвонил мне и сказал, что в его кабинете сидит сенатор Ричард Стоун (демократ из Флориды), который хочет поговорить со мной. Я тут же прошёл в кабинет. Бжезинский сказал, что ему необходимо встретиться с президентом, извинился и вышел, оставив меня наедине со Стоуном и в полном неведении относительно того, что происходит. Оказалось, что Стоун попросил Бжезинского уволить меня из-за моих «противоречивых» взглядов на арабо-израильский конфликт. Бжезинский предложил Стоуну поговорить со мной, и так я оказался наедине с сенатором.

Вооружившись целой кипой бумаг, Стоун начал расспрашивать меня о том, что я имел в виду в 1975 году, когда сказал, что «палестинский вопрос следует решать посредством переговоров» в дополнение к моим другим странным предложениям. Я так понял, что у него достаточно материалов, чтобы «дисквалифицировать» меня. Но пока мы говорили, он постепенно смягчался и наконец заявил, что «со мной можно работать». Потом он добавил: «У меня тут список других людей в администрации, взгляды на Израиль которых неприемлемы. Вам с Бжезинским нужно с ними что-то сделать!» С этими словами он вышел, и почти немедленно вернулся Бжезинский.

«Ну, как прошла беседа?» – поинтересовался он. Я рассказал и спросил, что мне делать с длинным списком, который мне дал Стоун. «Выкинуть в корзину», – ответил Бжезинский. Тогда-то я и понял, что не прогадал, согласившись работать с ним.

Эта история имела продолжение, о котором тоже стоит упомянуть. Несколько месяцев спустя на первой полосе «Вашингтон пост» вышла статья «Чёрный список сенатора Стоуна», достаточно чётко излагающая происшедшее и изображавшая Стоуна едва ли не маккартистом. Разъярённый Стоун позвонил Бжезинскому и потребовал опубликовать опровержение. Бжезинский выразился в том духе, что он и рад бы опровергнуть историю, но проблема заключается в том, что это правда. С тех пор мы мало слышали о сенаторе Стоуне.

Что же до главной темы, то арабо-израильский конфликт действительно волновал как Бжезинского, так и Картера. Они с неподдельным интересом изучали аналитику и все данные, и я каждый день отсылал им записки и доклады. Картер предпочитал получать информацию в письменном виде, а Бжезинский, хотя и умел читать быстро, вычленяя нужные детали, иногда предпочитал обсудить вопросы в беседах. Он держался по-деловому, быстро приходил к выводам, но был готов выслушать иные точки зрения. С государственным секретарём Сайрусом Вэнсом у них были кое-какие трения, но не относительно моей темы. Разработав для Картера общую стратегию для этого региона, Бжезинский оставил повседневную дипломатию на попечение Вэнса. Но всякий раз, как мы натыкались на какое-нибудь препятствие – а таких случаев было немало, – Збиг приходил нам на помощь.

Когда в сентябре 1978 года мы все отправились на саммит в Кэмп-Дэвиде, он понимал, что ставки очень высоки. Картер во что бы то ни стало хотел добиться соглашения; Вэнс был настроен более осторожно. Мне кажется, я не погрешу против истины, если скажу, что израильский премьер-министр Менахем Бегин считал, что мы ему в Кэмп-Дэвиде готовим своего рода ловушку. В любом случае он слышал много негативных отзывов о Бжезинском и обо мне. Еще с «Брукингского доклада» многие израильтяне воспринимали нас как сторонников палестинцев. И я подозреваю, что некоторые израильтяне полагали, что Збиг, будучи поляком, разделяет антисемитские взгляды, что, разумеется, было неправдой. Но Бегин вёл себя как старомодный джентльмен, всегда вежливо и обходительно. В самый разгар напряжённых переговоров они со Збигом решили сыграть в шахматы. Бегин изображал из себя любителя, но на самом деле играл довольно хорошо, и я сделал памятную фотографию, на которой эти волевые личности, оба выходца из Польши, смотрят на шахматную доску и размышляют, как победить соперника. Не помню, кто тогда победил, но я точно помню, что Бегин в Кэмп-Дэвиде, несмотря на все его жалобы на нашу предвзятость и на то, что с ним поступают нечестно, очень уверенно и стойко защищал свои взгляды и позиции Израиля.

Вскоре после прорыва в Кэмп-Дэвиде резко ухудшилась ситуация в Иране. К счастью для меня, Ираном заведовал мой друг и коллега Гэри Сик. Но из-за Иранской революции нам стало труднее доводить до конца соглашения между египтянами и израильтянами.

В марте 1979 года Картер решил отправиться на Ближний Восток, чтобы обеспечить заключение договора. Перед этим он отправил Збига на встречу с Садатом. Вэнсу это пришлось не по душе. Я не сопровождал Збига в этой поездке, но знаю, что во многом именно благодаря ему через несколько дней, когда в Египет приехал Картер, Садат согласился с нашим окончательным предложением. Того же нельзя сказать в отношении Израиля, поездка в который состоялась несколько дней спустя. Бегин, похоже, совсем не хотел подписывать какое бы то ни было соглашение с Египтом, по крайней мере на тот момент. Это были очень напряжённые дни, и мы постоянно спорили над каждым словом и над каждым дополнительным соглашением. Мы со Збигом были уверены, что Бегин хочет стать свидетелем провала Картера, и это могло быть правдой. Но другие представители кабинета Бегина – особенно Моше Даян и Эзер Вейцман – не были готовы к тому, чтобы мы покинули их с пустыми руками, и в конце концов мы всё-таки получили от Бегина то, что нам было нужно. Это был драматический процесс, и Бжезинский сыграл в нём ключевую роль, доведя его до того, что Бегин и Садат подписали мирный договор.

Несколько месяцев спустя я решил покинуть СНБ. На первый план выходили вопросы перевыборов, и администрация не могла уделять достаточное внимание тому, как в Кэмп-Дэвиде идут дела на палестинском фронте. Вэнс устранился от этого вопроса, и палестинским досье занялся политик-ветеран Роберт Страусс. Мне не хотелось провести следующие полтора года где-то на втором плане. Збиг попытался уговорить меня остаться, но, мне кажется, он и сам понимал, что нам за один срок удалось совершить столько всего, что вряд ли нас ожидают какие-то ещё достижения. В то же время решение об отставке приняли ещё два-три члена СНБ. Неподражаемый Билл Сэфайр из «Нью-Йорк таймс» громко объявил об этом на весь мир в статье «Крысы покидают тонущий корабль».