Маска чародея - Дарелл Швайцер

На следующее утро я поймал большую рыбу, оставшуюся после отлива в лужице на отмели. Мы собрали пальмовые ветви и листья. Я крутил палочку, пока не стер ладони, но результата все же добился — это, наконец, был настоящий костер, а не холодная магическая иллюзия. Мы быстро приготовили рыбу и съели ее на ходу, так что удалились уже довольно далеко, прежде чем кто-то мог явиться полюбопытствовать по поводу источника дыма.

Посреди следующей ночи, когда Неку отошла в сторону, чтобы облегчиться, рядом со мной встрепенулась Тика. Она лежала на животе, приподняв голову, положив подбородок на руку, и смотрела на меня в лунном свете. Она настойчиво стягивала с меня кусок ткани, подаренный ее матерью. Я уставился на нее, не понимая, в чем дело. Она погладила меня по щеке, затем ее рука спустилась вниз — к моей голой груди и животу, к паху…

— Что ты делаешь?

Она склонилась надо мной и нежно поцеловала меня: сначала в губы, затем — в грудь. Я напрягся.

— Ты покраснел, — сказала она. — Это видно даже при лунном свете. Возможно, ты и могучий чародей, Секенр, но не думаю, чтобы ты был слишком искушен в подобных вещах.

— Каких?

— Каких… — Она вновь провела рукой по моей груди. Я почувствовал, как комок подступает к горлу, но попытался взять себя в руки. — Таких, как девушки.

Она вновь принялась целовать меня в плечо, в щеку в губы, но тут вернулась ее мать и засмеялась. Я сердито запахнул ткань и повернулся к Тике спиной. Но еще долго после того, как они вдвоем заснули, я лежал без сна, ломая голову над тем, что произошло. Когда же мне наконец удалось заснуть, мне вновь приснился ставший уже привычным сон про белую цаплю, одиноко бредущую в тростниках.

Утром следующего дня мы подошли к обрабатываемым полям. Они показались мне невероятно огромными, просто бескрайними — пышные хлеба, полоса за полосой, между которыми пролегли наполненные жидкой грязью канавы. Лишь однажды мы увидели вдали с десяток людей, склонившихся за работой, но не окликнули их. А так поля были безлюдны. Мы шли вдоль речного берега, иногда просто по утрамбованной земле, иногда по мощенной камнем дороге.

Неку и Тика заметно расслабились, может быть, потому что здесь нам уже не угрожали кочевники, а возможно, просто почувствовали близость дома. Я уже настроился на то, что чуть ли не за следующим поворотом перед нами откроется невиданное зрелище — громада Города-в-Дельте.

Даже Великая Река почему-то казалась здесь более знакомой, более дружелюбной — широченная, она лениво несла свои воды между берегами, густо заросшими травами и тростниками. По ней часто скользили лодки и баркасы, иногда проходившие совсем рядом с берегом, но никто нас ни разу не окликнул. Две женщины с мальчишкой, идущие вдоль берега не привлекли ничьего внимания.

К полудню мы поравнялись с двумя большими царскими триерами, стоявшими на рейде со спущенными парусами и втянутыми на борт веслами; они походили на двух речных чудовищ, остановившихся, чтобы немного пообщаться друг с другом.

В конце дня мы добрались до окруженного стеной города из кирпича и белого камня, совсем не похожего на города, которые мне доводилось видеть прежде, хотя, конечно же, единственным городом, который я знал, был Город Тростников, построенный из дерева на сваях прямо над рекой и напоминавший громадного зверя, переходящего реку вброд. Мы расположились на обочине, откуда открывался прекрасный вид на это странное монолитное сооружение, показавшееся мне скорее чудом природы, чем творением рук человеческих. Неку, ничего не опасаясь, развела костер, а мы с Тикой, выломав из тростника остроги, отправились к реке, чтобы позаботиться об ужине.

После часа бесплодных попыток мы поймали всего одну гигантскую лягушку.

— Лапки считаются деликатесом, я знаю, — сказала Неку. Я понял, что ей пришлось собраться с духом, чтобы смириться с перспективой есть лягушку. Когда обед был готов, мы с Тикой получили по задней лапке, а она довольствовалась всем остальным. Я удержался от упоминания, что мы, жители Города Тростников, частенько едим лягушек, и эта по вкусу была средней — не так чтобы очень хорошей, но и не очень плохой.

Они обе и без того уже считали меня достаточно странным. К тому же у каждого чародея должны быть свои маленькие тайны.

Когда мы покончили с трапезой, Неку порылась в сумке и извлекла оттуда нечто совсем небольшое, завернутое в листья и перевязанное струной.

— Я берегла его на крайний случай, — сказала она. — Думала, если нам с дочерью будет суждено умереть от голода, у нее будут силы построить для нас погребальное судно и исполнить все необходимые ритуалы. Но теперь он нам не понадобится. Мы благополучно доберемся до города. Так что попробуй, Секенр.

Я взял сверток и развернул его, обнаружив внутри кусок какого-то необычного, мягкого на ощупь вещества, оно крошилось, как кекс, и было украшено множеством дырок.

— Ешь, — сказала Неку.

Вкус оказался совершенно непривычным. Я поморщился.

Неку фыркнула:

— Ты когда-нибудь прежде пробовал сыр?

— Нет, как мне кажется.

— Понятно, — она хитро посмотрела на меня. Я не могу охарактеризовать это как-то иначе. Неку замолчала, медленно облизывая нижнюю губу.

Я встал и потянулся, но неожиданно от этого усилия у меня потемнело в глазах, так что я едва не упал. Я снова сел — голова у меня кружилась. Усталость и голод истощили меня гораздо больше, чем я предполагал. Затем я снова поднялся на ноги, на сей раз медленно и осторожно. Моя накидка слетела. Но так как было еще тепло, я обвязал ее вокруг пояса и спросил:

— А не пора ли нам отправиться в путь? — Мне не терпелось осмотреть город.

Тика была поражена, Неку не могла поверить своим ушам, словно я только что сотворил леденящее кровь заклятье. Впрочем, нет. Словно я сказал откровеннейшую глупость о таких вещах, в которых разбирается любой ребенок. Неку громко рассмеялась, подошла ко мне, взяла меня за руку и потащила за собой.

— Мальчик мой, — сказала она, и это был первый раз, когда она назвала меня «мальчиком», если не вспоминать о случае с сыром, когда мое невежество убедило ее в том, что я отнюдь не древний чародей, принявший, скорее всего с дурными намерениями, облик юноши, а по-настоящему молод и беспомощен. — Возможно, ты и великий волшебник, я в этом и не сомневаюсь, но все же должен научиться следить за своим внешним видом.

Я страшно смутился и с трудом выдавил из себя:

— Что ты хочешь этим сказать?

Она снова рассмеялась, ткнула меня пальцем в грудь, пробежала рукой по моим волосам, накрутила прядь на палец и дернула. Я вскрикнул.

— Что ж, просто посмотри на себя! — сказала она. — Еще несколько татуировок, кость в носу, и из тебя выйдет превосходнейший дикарь! Ты не можешь отправиться в город втаком виде!

Я отстранился, запахивая на себе мятую накидку. Неку покачала головой.