Маска чародея - Дарелл Швайцер

Но все же оставалась одна проблема. Первоочередная, очень актуальная. Я придвигался все ближе и ближе к костру, до тех пор, пока языки пламени едва не начали лизать мою обнаженную грудь. Ночной ветер, обдувавший мне спину, был очень холодным, и меня беспрестанно била дрожь.

Госпожа Хапсенекьют, покончив с трапезой, оглянулась вокруг в поисках салфетки, но не найдя таковой, вытерла руки о подол своего изношенного платья. Затем, порывшись в остатках багажа, она вытащила кусок белой ткани — тонкое одеяло или простыню… нет, скорее всего скатерть.

— Ты должен понять, — сказала она, — что судно нам пришлось покинуть неожиданно. Мы потеряли почти все, что у нас было.

Весьма озадаченный, я поднял взгляд на Тику.

— Нас вышвырнули с корабля, — призналась Тика. — Мы плыли вверх по Реке — на самом деле мы направлялись в твой город, — когда каким-то образом, как он всегда это делал… отец нашел нас. Можешь представить, что тут началось. Отец на палубе, вот так, в толпе людей, все кричат, толкаются, пытаясь скрыться. Мне кажется, какого-то старика задавили. Матросы пытаются выбросить его за борт своими веслами, но он вырывает весла у них из рук и ломает, как прутья. Потом отец… идет в мамину каюту… — Она замолчала, чтобы успокоиться, а потом собралась с силами и продолжила рассказ: — Мне пришлось остаться на палубе вместе со всеми остальными. Я так боялась, что моряки убьют меня. Они обзывали меня ведьмой и старались держаться от меня подальше. Утром, когда отец ушел, они схватили нас и вышвырнули за борт.

— По счастью, там было мелко, — добавила Неку. — Но все же мы лишились практически всего, что у нас было. Так что, боюсь, мы можем предложить тебе лишь это.

Она взяла ткань, поднялась на ноги, подошла ко мне, присела на колени и завязала концы вокруг моей шеи, чтобы я мог носить ее вместо плаща. Потом она замерла и провела рукой по моему боку, едва касаясь кожи, словно считала ребра. Я проследил за ее рукой и испугался — каким худым я стал. Ее пальцы остановились на белом шраме от стрелы. Она ничего не сказала, но я был уверен: она не могла понять, как можно остаться в живых после такой раны.

В последующие дни мы шли по речному берегу, вниз по течению реки, направляясь на север, к Дельте. Днем воздух здорово прогревался, а земля под ногами превращалась в пыль. Накидку я снимал и завязывал на поясе.

С обеих сторон тянулась плоская равнина, лишь далеко на горизонте окаймленная горами, пустынная земля — смесь песка и чахлой травы. Один раз мы вспугнули стадо необычных рогатых животных — они паслись в степи, но моментально рассыпались в разные стороны, едва завидев нас. Бамнеты — назвала их Тика на языке Дельты. В небе парили ястребы. Несколько раз в день вдали по широкой, как море, реке проплывали корабли, но мы не пытались их остановить. Как-то Тика указала мне на громадное судно, каких я в жизни не видел, с высоко поднятой кормой и обитым железом носом в форме орлиной головы. На нем было три скамьи гребцов, а на единственной мачте надувались два паруса, украшенные изображениями орла и крокодила. Это была, как она мне сказала, одна из военных галер Великого Царя, с помощью которых он простер свою власть вверх по реке вплоть до ее истоков и взял под контроль большую часть Моря Полумесяца.

Я признался ей, что в Стране Тростников никогда не видел таких кораблей.

— Ты бы их непременно увидел, — сообщила она, — если бы у вас начались волнения. Но народ доволен, в провинции спокойно, так что царю не приходится демонстрировать свою силу.

Я уж хотел было спросить ее, откуда ей столько известно о стране, где она в жизни не была, но сдержал себя и просто сказал:

— Должно быть, мы уже подошли к Дельте.

— Не так уж и близко, — отозвалась Неку, — но мы уже пересекли границу Древнего Царства, где Великие Цари правили еще до того, как Радисфон завоевал Речную Страну.

Позже в тот же день мы добрались до древних гробниц дельтийских царей-завоевателей — колоссальных спящих изваяний, лежавших рядами под охраной каменных львов размером с дом, которые неотрывно пялились на реку из пустыни, простиравшейся во всех направлениях.

Ветер стер львам глаза, а между гробницами спящих царей рос бурьян.

Мы остановились там немного передохнуть. Подошло время ужина, но еды у нас не было, так что мы просто сидели, разглядывая колонны с высеченными на них процессиями из крохотных фигурок. На их вершинах гнездились крупные черные птицы, ничуть не стеснявшиеся ни нас, ни королей, ни львов. Тени удлинялись.

Неку растянулась на песке, а Тика последовала ее примеру. Я отдал Тике свою накидку, чтобы она подложила ее под голову вместо подушки. Несколько минут спустя, хотя дамы остались лежать в тени гробниц, я поднялся на ноги и отправился исследовать окрестности. Все это, без сомнения, было давно знакомо и привычно для Тики и Неку, но для меня, провинциала из далекой Страны Тростников, представляло огромный интерес.

Я бродил среди каменных скульптур, трогая руками тонкую резьбу, складки каменной одежды, каменные драгоценности, вставленные в каменные короны — все настолько проработано до малейших деталей, что, казалось, каменные гиганты просто уснули здесь.

Я вскарабкался на одну из скульптур, залез ей на плечо и наклонился к лицу, чтобы дотронуться до ресниц из черного камня — они, сработанные много столетий назад, остались острыми, как кинжалы.

У всех остальных скульптур лица отсутствовали — их черты были смазаны и гладко стерты ветром пустыни. Я представил их во гневе, как они кричат без слов, проклиная столетия, укравшие у них лица — но моя фантазия не воплотилась в жизнь, и они так и остались лежать на своих плитах, несчастные и одинокие.

Оказалось, что царей в Дельте было гораздо больше, чем я мог предположить. Я шел между их гробниц где-то с полчаса, пока наконец не добрался до громадной ямы — наверное, она была вырыта здесь давным-давно, а теперь земля и песок почти засыпали ее — и там, среди обломков колонн и частей стены, возможно, когда-то окружавшей храмовый двор, я обнаружил еще одну лежащую фигуру — но не посмертный портрет короля, а некую почти абстрактную аллегорию из зеленого гладкого камня; громадная, почти в сотню футов длиной, статуя была почти полностью погребена под кучей песка, а оставшиеся снаружи части настолько стерлись, что я не мог сказать наверняка, была ли эта обнаженная фигура мужской или женской.

Я взобрался на статую, туда, где прежде был пупок, и стоя там на высоте трех или четырех футов, застыл, объятый непонятным беспричинным трепетом, словно открывшееся передо мной зрелище пробудило во мне давно забытые воспоминания.

Вся скульптура — руки, ноги, узкая грудь, была покрыта трещинами, а выщербленные пространства между ребрами засыпаны песком. Прыжками я передвигался с ребра на ребро к тому, что осталось от лица, остановился на ключице и долго разглядывал полустертые округлые очертания головы, заглянув в большие ничего не видящие глаза.

Я каким-то непонятным образом знал, что этот камень гораздо древнее всех изваяний царей, что он уже был древним задолго до того, как здесь был похоронен первый правитель Дельты; и еще я был почему-то уверен, что он живой — я чувствовал, как он и после многих столетий шевелится у меня под ногами, ощущая мое присутствие.