Воспоминания русского Шерлока Холмса. Очерки уголовного мира царской России - Аркадий Францевич Кошко

Никитич!» – «Милости прошу, присаживайтесь и рассказывайте, кто вы будете и по какому делу пожаловали?» – «Зовут меня-с Иваном Максимовичем. Двадцать шестой год служу я камердинером у богатых хороших господ. Господа ко мне привыкли-с и, можно сказать, считают своим человеком в доме. Да и как не считать-то? Двадцать пять лет служу им верой и правдой, весь дом на моих руках. Молодые господа все при мне родились и выросли. Ну, одним словом – доверяют. А пожаловал я к вам, Гаврила Никитич, по секретному делу, и в деле этом женский пол замешан». – «Вот оно что!» – удивился дворник. «Да-с! Дело, можно сказать, субтильное, Гаврила Никитич. Но ежели мне поможете, то в убытке не будете!» – «Что же, мы с превеликим удовольствием, Иван Максимович, за нами остановки не будет!» – «Так извольте слушать. Проживают в вашем доме господа Долматовы?» – «Как же, в третьем этаже квартиру занимают». – «Ну, так вот-с: как оно случилось, где наша барышня повстречала молодого барина Долматова, – того мы не ведаем. А только сказать могу одно, что влюбилась она в них без памяти. Долго крепилась, молчала, а тут как-то призывает меня и говорит: "Сослужи мне, Максимыч, верную службу, раздобудь ты мне ихнюю карточку". – "Да как же, милая барышня, я раздобуду-то ее? Я бы и рад, да где же найти-то?" – "А уж делай, как знаешь, хоть подговори, хоть подкупи кого, а только хоть из-под земли, да достань! Вот тебе, говорит, сто рублей на расходы, а понадобится еще – дам и еще!"» – «Да-с, ваше дело серьезное, – сказал дворник, – а помочь я все-таки, пожалуй, смогу, только, конечно, не пожалейте денег, расходы будут». – «Мы понимаем, как же без этого! Я вот 50 целковых вам дам вперед, а остальные 50 после, как только доставите мне карточку».

К следующему же дню карточка Долматова была получена и предъявлена для опознания. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из «веселых знакомых». На вопрос, этот ли господин оставил карточку, прислуга ответила: «Они-с!» Ювелир, не утверждая точно, усмотрел в ней большое сходство с продавцом кольца, и, наконец, приказчик от Пека сказал с уверенностью: «Они самые-с!»

Таким образом, Долматов оказался убийцей Тиме!

Но кто его приятель, участвовавший прямо или косвенно в этом убийстве? Ведь швейцар видел двух молодых людей, выходивших утром из квартиры убитой. решено было сейчас же арестовать Долматова в надежде, что при аресте он назовет имя второго преступника.

Чиновнику К. предстояла весьма тягостная задача: явиться к старикам Долматовым, известить их о преступлении сына и арестовать последнего. Я и поныне не без волнения вспоминаю рассказ моего сослуживца об этих грустных минутах.

«Мне дверь открыла какая-то пожилая старушка, – говорил К., – не то старая нянюшка, не то экономка.

– Вам кого, батюшка? – спросила старушка.

– Мне барина вашего нужно видеть, вот передайте им мою карточку.

– Сейчас, сейчас доложу! Проходите, пожалуйста, в ихний кабинет! – и она открыла боковую дверь.

Я вошел в кабинет. Он был обычного вида; но что обратило мое внимание – это многочисленные фотографии убийцы, висевшие на стенах и стоявшие на письменном столе. За спиной моей послышались мягкие шаги. Передо мной стоял Долматов-отец, старик лет 65, и, ласково глядя, приветливо мне улыбался.

– Чем могу служить? – сказал он, любезно подвигая кресло.

– Я приехал к вам, ваше превосходительство, по весьма грустному делу!

Старик заметно побледнел и вопросительно на меня уставился.

– Я приехал арестовать вашего сына!

Долматов заволновался, стал что-то шарить на столе, надел и снял пенсне и, наконец, справившись с собой, заговорил:

– Да, конечно, разумеется! Очевидно, что-то случилось! Ведь он такой у нас шалый! Но, ради Бога, войдите в мое положение! Быть может, Еще не поздно и, мобилизуя известную сумму, можно потушить дело? Наверное, какие-нибудь долги, растрата, а то по молодому делу – роман, насилие. Но кто же из нас не был молод? Господи, всего бывало! Не губите молодого человека да пожалейте и меня, старика. Маша-а-а! – крикнул он жене.

В кабинет вошла Долматова – женщина лет 50.

– Вот полюбуйся, послушай, что говорит г. чиновник сыскной полиции. Сколько раз я тебя предупреждал, что с этим баловством ты его до добра не доведешь. Вот и дотанцевались! – и он схватился за голову.

– Что такое? – тревожно спросила она меня. – В чем дело? Я ничего не понимаю!

– Я приехал арестовать вашего сына!

– За что? Почему?

– Он обвиняется в тяжком преступлении.

– В каком?

– В убийстве, сударыня!

При этих словах старик Долматов как-то подпрыгнул, хотел что-то сказать, но тотчас же осел и медленно сполз с кресла на пол.

– Борисовна! – громко крикнула хозяйка.

Вбежала старушка, открывшая мне дверь.

– Скорее, скорее, Борисовна, доктора! Барину худо, да помоги же поднять его!

Общими усилиями мы подняли Долматова с полу и перенесли на диван. У него отнялась левая сторона тела. Госпожа Долматова, не потерявшая самообладания, оказав первую помощь мужу, спросила меня дрожащим голосом:

– Ведь не правда ли, у вас нет твердой уверенности, это лишь предположение, случайное стечение обстоятельств? – и в глазах этой матери засветилась такая страстная надежда, что у меня не хватило духу сказать ей правду.

– Уверенности нет, но многое складывается не в пользу вашего сына, он под сильным подозрением, и я должен его арестовать до выяснения дела.

– Ну вот, я так и знала! – сказала она, облегченно вздохнув. – Разве мой мальчик может быть убийцей? Я прошу вас выяснить скорее это дело и избавить нас от незаслуженного позора! Сына сейчас нет в Петербурге. Он третьего дня уехал с кузеном своим к его матери, к моей сестре, баронессе Гейсмар, в Псков.

– Опишите, пожалуйста, сударыня, как выглядит кузен вашего сына, то есть ваш племянник?»

Она подробно описала внешность барона Гейсмара, и это описание весьма походило на приметы товарища Долматова, данные подругой убитой Тиме. Видимо, мы напали на след и второго участника убийства.

Немедленно в Псков был командирован помощник начальника петербургской сыскной полиции Маршалк, который и предстал перед стариками Гейсмар. Здесь повторилась та же тягостная сцена, что и у Долматовых, с той лишь разницей, что старик Гейсмар, отставной генерал, проживавший в Пскове на пенсии, услыхав о страшном обвинении, был до того потрясен, что через несколько дней умер. Баронесса, вообще, видимо, не любившая своего племянника, сказала:

– Я ни минуты не сомневаюсь, что сын мой здесь ни при чем. Если кто и виноват, то, конечно, это мой племянник. Я всегда считала его большой дрянью. Во всяком случае, ради сына хотя бы, я помогу вам в этом деле. Вчера