Мятежная дочь Рима - Уильям Дитрих

Кавалерийский полк, которым командовал Марк, насчитывал пять сотен воинов, и все они сейчас высыпали на дорогу, которая вела от деревни к воротам крепости, — все как один в позолоченных шлемах с изображением головы Аполлона, они выстроились вдоль нее, оттеснив назад бриттов. А те, сгорая от желания увидеть собственными глазами красавицу, ставшую женой командира крепости, брак с которой был выгоден не только ему, но и им всем, бесцеремонно отталкивали друг друга локтями и дрались между собой, стараясь ничего не упустить. При виде колесницы с новобрачными солдаты вскидывали копья, и молодожены, подняв глаза, видели над головой сверкающую огнем металлическую арку. Потом древко копья декуриона громко застучало по камням, отбивая ритм, сотни охрипших глоток оглушительно рявкнули «Талассио!», из-за низко надвинутых шлемов голоса их звучали гулко, им вторило эхо, отчего казалось, что приветственный крик донесся к ним откуда-то из самого центра земли.

Турма Гальбы, состоящая из тридцати двух кавалеристов, первой ворвалась во внутренний дворик крепости и снова выстроилась цепочкой вдоль стены, пропуская вперед колесницу новобрачных. Вслед за ней в крепость с криками и восторженным ревом хлынула лавина гостей. Валерия с любопытством озиралась по сторонам. Здание казарм, где размещался полк петрианцев, оказалось прямо перед ней, угрюмый его фасад на глазах у нее будто треснул, и в стене приоткрылась дверь, за которой оказался внутренний дворик с колоннадой. Слева располагался госпиталь, а справа — ее новый дом, двухэтажный, залитый огнями и с гостеприимно распахнутыми окнами, где толпились рабы, в знак приветствия махавшие новой хозяйке разноцветными флагами. Украшавшие окна еловые лапы смахивали на мохнатые ресницы, а перила лестницы были увиты цветочными гирляндами. Но, несмотря на все это, никто и никогда не спутал бы его с обычным домом — как шрамы на лице выдают солдата, так и тут толстые стены с узкими прорезями бойниц безошибочно указывали на то, что это крепость. Валерия с трудом проглотила вставший в горле комок. Тут ей предстоит начать новую жизнь.

Марк, спрыгнув на землю, бережно снял с колесницы молодую жену, причем с такой поспешностью выпустил ее из рук, точно это была не юная женщина, а горячий уголек, обжигавший ему руки.

— Поцелуй же свою Венеру, Марк! Поцелуй, доставь нам удовольствие!

Командир крепости сделал вид, что не слышит.

— Успеет еще! Куда спешить, когда у него вся ночь впереди!

Пара двинулась мимо суровых кавалеристов Гальбы к дверям, где с кувшином оливкового масла в руках уже ждала их Савия. Валерия, как требовал обычай, окунула пальчик в масло и помазала входную дверь, аккуратно растерев масло вдоль всего проема, чтобы счастье их было как можно более полным. Потом новобрачная уронила несколько капель масла на порог, после чего, поколебавшись немного, смазала маслом кончик вырезанного из камня фаллоса, горделиво торчавшего из стены по одну сторону двери. Толпа у нее за спиной одобрительно заревела.

Марк распахнул дверь, за которой мерцало и переливалось пламя бесчисленных горелок, ламп и свечей, и, как того требовал обычай, решительно преградил Валерии дорогу.

— Скажи мне свое родовое имя, незнакомка, — потребовал он, звучный его голос, прорезав ночь, пролетел над толпой и достиг даже самых дальних ее рядов. Это был традиционный вопрос.

У женщин, согласно обычаю, родового имени не было, поэтому, как того требовали принятые в Риме свадебные традиции, Валерия назвала ему его собственное.

— Раз тебя зовут Луций, тогда и я стану Луция, — ясно и отчетливо проговорила она. И тогда наконец произошло то, чего она трепетно ждала весь этот день: муж легко подхватил ее на руки и с сияющим гордостью лицом перенес ее через порог — прямо в новую жизнь.

Марк опустил невесту на пол — как в домах бриттов, он был плоским, зато внутри стены его, как в Риме, были покрыты яркой мозаичной плиткой. Молодой муж, как ни странно, не сделал ни малейшей попытки помочь ей поскорее снять плащ, окутывающий ее с головы до ног, поэтому Валерия, поколебавшись, сбросила с головы капюшон и, избавившись от тяжелого плаща, отдала его мужу. Марк небрежно бросил плащ на стул. Как она успела заметить, Савия и слуги куда-то исчезли. Теперь, когда толпа пьяных гостей осталась на улице и они наконец оказались одни, Марк, казалось, испытывал неимоверное облегчение, однако по-прежнему явно не знал, что делать дальше.

— Хочешь, я покажу тебе свой новый дом? — неловко предложил он, похоже, даже не подумав, что следовало бы сказать «наш».

— Может быть, завтра? — Голос ее слегка дрожал. «Как он красив! — с неожиданным трепетом подумала она, украдкой поглядывая на своего мужа. — Только очень старый… и держится так скованно и напряженно, будто он не человек, а мраморная статуя». Валерия давно уже успела понять, что Марк по натуре человек очень сдержанный, который терпеть не может драматических жестов, которыми грешил цезарь, да и красноречие Цицерона тоже явно не входило в число его достоинств. Но разве это не делало его более прямодушным, искренним… не таким напыщенным, как они? И гораздо, гораздо более человечным?

— Конечно, — словно извиняясь, торопливо закивал он. — Может, хочешь немного вина? — Я и так уже выпила достаточно. Боюсь, как бы не опьянеть.

— А я бы выпил, пожалуй.

Он провел ее вверх по лестнице, за которой оказалась гостиная, и налил себе чашу вина. На столе в центре комнаты красовались свежие цветы, а позади них Валерия успела разглядеть фреску, изображавшую какую-то битву, на которой ощетинившиеся копьями римские легионеры следовали за боевыми колесницами, а бритты с искаженными ужасом лицами корчились на земле у их ног. По стенам вместо украшений были развешаны боевые дротики, копья и мечи, а между ними, словно фаллосы, грозно торчали вперед рога каких-то животных.

— Это дом, предназначенный для мужчины, — извиняющимся тоном проговорил Марк. — Никто из моих предшественников, кто жил тут до меня, не был женат. Теперь здесь появятся твои вещи, и он станет больше похож на семейный дом. — Он ткнул пальцем куда-то в угол, где грозно поблескивало незнакомое ей оружие. — Это трофеи, завоеванные петрианцами в битвах. Теперь мой долг — добавить к ним свои собственные.

— И сколько же лет этому дому? — спросила Валерия — только для того, чтобы что-то сказать.

— Ему две сотни лет. А может, и больше. Призраки всех прежних командиров петрианцев бродят по нему, выстроившись длинной цепью, в багряных, цвета крови, плащах.

— Призраки? — дрожащим голосом переспросила она.

На лице Марка появилась улыбка.

— Не обращай внимания. Я просто имел в виду армейские традиции, только и всего. Я ведь унаследовал этот дом, а теперь он стал и твоим тоже. Кавалерия — привилегированный род войск. Здесь лучше платят и строго спрашивают, сюда идут только лучшие из лучших — самые храбрые, самые быстрые, те, для которых война — это жизнь. Здесь ты не найдешь ни рыбаков, ни ткачей. А вот кто нам по-настоящему нужен, так это плотники, резчики по камню, кузнецы…