Моя дорогая Ада - Кристиан Беркель

дозы она осталась тяжелым инвалидом и мучилась от кошмарных головных болей.

– Какая глупость, – однажды прокомментировала тот случай мать. Мы сидели одни на террасе и пили кофе с пирожными. – Для меня это слишком ненадежно. Я бы просто взяла веревку и повесилась на оконной раме. Чтобы наверняка.

Мы молча опустили взгляды.

Я почти не знала дочь Памптов. Она приходила к нам один раз. Маленькая, пухленькая, она не произнесла за весь вечер ни слова.

– Но почему Петра хотела покончить с собой? – спросила я, нарушив тишину.

– Из-за ног.

Я недоверчиво глянула на мать.

– Из-за ног?

– Ну дааа, – продолжила она. – Над ней постоянно издевались в школе. Наверное, особенно тяжело приходилось на физкультуре. Когда она приходила, кто-нибудь каждый раз кричал: «Пампси машет булавами, одна слева, другая справа».

Я промолчала. Вечером я выбросила таблетки.

Кризис

Прошел почти год. Я успешно подавила эмоции после аборта. Мать послужила мне хорошим примером, хотя в отсутствие отца она по-прежнему запиралась и часами сидела в спальне. Как он справлялся с чувством потери и испытывал ли его вообще, оставалось загадкой.

Похоже, в жизни мужчины есть два ключевых события. Покупка дома и покупка машины. Мой отец не был исключением.

В ту субботу компания друзей собралась пораньше, чтобы отметить новое приобретение моего отца. Все стояли на улице перед садовыми воротами, когда он выехал из-за угла на своей машине, новеньком «Мерседес-Бенце», блестящем и черном. Мягко развернулся и остановился под громкие аплодисменты. Пока женщины обсуждали другие темы на почтительном расстоянии от садовой ограды, мужчины взволнованно выскочили на улицу и окружили гордого владельца, который с застенчивой улыбкой вылез из нового автомобиля.

– Прямо из салона.

– 220-й, – восхищенно сказал дядя Ахим.

– «S-класс», – добавил отец.

– О да, конечно, S.

– Очень красивый автомобиль, – заметил пастор Краевски.

– Правда красивый, святой отец тоже водит «Мерседес».

– Да, «Пульман» – одобрительно кивнул отец. – Масштаб для меня крупноват.

– Ха-ха-ха, просто умоооора, – послышался на заднем плане голос матери.

– Не грешите, господин доктор.

– Сколько лошадей тянут телегу? – Дядя Ахим никак не мог угомониться.

– Сто десять, – ответил отец. – На светофоре прямо прыгает с места, вы не представляете. Должен сказать, непревзойденный лимузин. Официально называется 220Sb, буква b означает новые задние стабилизаторы и улучшает аэродинамику. – Он с гордостью провел рукой по хромированным наконечникам.

– Потрясающе, – одобрительно кивнул дядя Ахим.

Потом отец повел их вперед. Все последовали за ним, как при первом обходе нового здания.

– Черт побери, черт побери. Какое великолепие, – говорили они.

– Первая модель с дисковыми тормозами на передних колесах для повышенной безопасности.

– Оооочень полезно при твоем стиле вождения! – со смехом выкрикнула мать.

Сегодня ничто и никто не сможет вывести отца из себя, подумала я, даже не подозревая, насколько ошибаюсь.

– Плюс первоклассные зоны деформации. Даже если перевернуться. – Он удовлетворенно хлопнул в ладоши. – Все продумано.

– Чудо немецкой инженерии. Элегантный, понятный, рациональный. Немецкая красота, немецкая душа. Прусская. Освобожденная, – сказал дядя Ахим.

Остальные закивали. Казалось, всем понравилась эта странная речь. Я тоже внезапно задумалась, какое отношение эта машина имеет к немецкой душе? Хваленая инженерная работа? Он говорил о ней скорее как об искусстве. Все казались такими воодушевленными, точно черный металлический саркофаг олицетворял их победу над прошлым. Будто на борту этого линкора они преодолеют все, что не смогло прикончить великое молчание. Будто перед ними стояло их будущее. Неужели? В любом случае момент казался священным, господин пастор даже перекрестился. Его губы осторожно зашевелились, словно собираясь сформулировать благословение. Горизонт светился красно-желтым, солнце садилось, и компанию ждал чудесный вечер.

– Ну, хватит разговоров, давайте наконец испробуем его в действии, – сказал мой отец.

– Он имеет в виду нас, детка.

Мать помахала мне рукой. Я ненавидела, когда она называла меня так на публике, к тому же при младшем брате. Но Спутник, похоже, ничего не заметил. Он задумчиво стоял перед новой машиной. Он в послушном молчании выслушал пояснения отца, но казалось, остался чем-то недоволен. Он явно был чем-то разочарован.

– Папа! – воскликнул он. – Почему это не спортивное купе?

– Чтобы вы могли заходить через собственную дверь и вам не приходилось перелезать через водительское сиденье.

Мальчик не слишком убежденно кивнул.

Компания зашла в дом.

– Как ты со всем справляешься, Сала?

Тетя Аннелиза стояла с нами на кухне и помогала украшать холодные закуски петрушкой, укропом и солеными огурцами.

– Ой, с тех пор как я вернулась из Буэнос-Айреса, я почти ничего не делаю, только чуть-чуть готовлю. Подумываю уже помогать Отто с практикой, но он не хочет.

– С Ахимом то же самое. Иногда мне кажется, он счастлив видеть меня только по вечерам.

– Ерунда.

Меня каждый раз удивляло, что тетя Аннелиза ни слова не говорит о дочери. За первой попыткой самоубийства последовала вторая, а третья наконец стала успешной. Это произошло всего несколько месяцев назад. Тетя Аннелиза и дядя Ахим почти не изменились. Их можно было принять за влюбленную пару. Пугающая мысль, что в этой любви не нашлось место никому другому, посетила меня лишь гораздо позднее. Сразу после случившегося они выглядели чуть бледнее обычного, но вскоре купили новую машину, «Опель Адмирал», и уехали на три недели в Италию. Дома мы происшествие не обсуждали. Как всегда. Смерти не существовало. Прошлого не существовало. Дела шли на лад.

Мужчины собрались в гостиной вокруг маленького телевизора. Тоже новое приобретение.

– Скажи-ка, Отто, ты называешь эту малютку телевизором? В нем вообще можно что-нибудь рассмотреть?

Дядя Ахим, как обычно, явился в сером костюме и, как выражалась моя мать, выглядел опрятно.

– Я все равно смотрю только новости. Прочая чушь меня не интересует.

Мы со Спутником слушали отца, опустив головы, – мы слишком хорошо знали, о чем речь, ведь для нас тоже редко делались исключения.

– Как? Даже «Галстук»?

– Не-а, а что это? – совершенно невинно уточнил отец.

– Да ладно, не может быть, – вмешался дядя Вольфи. – Его уже видела вся Германия.

– Даже я посмотрел эту галиматью, – добавил дядя Шорш.

– О чем там?

Отец действительно не имел ни малейшего понятия. Все рассмеялись – похоже, даже пастор не пропустил ни одну из шести серий. Было ужасно неловко.

– Господи, речь о том криминальном сериале, из-за которого отменился вечер у Трудхен и Герда? – догадался отец.

Дядя Герхард серьезно кивнул.

– Да. Вас же все равно пригласили на бутерброды и пиво. Но ты не захотел. Хайнц Драхе был великолепен.

– Да, точно, теперь припоминаю. Мои ассистенты на работе только об этом и болтали, такая чушь, ужас. Будто с ума посходили.

– Да, каждая серия как на иголках, –