Большая книга ужасов — 7 - Дмитрий Емец

В начале девятого Филька подошел к чугунной ограде кладбищенского дома. Смеркалось. Листва успела опасть – и клены стояли беззащитно прозрачные и голые. Завалы на месте снесенного строения уже слегка подразобрали, но все равно до входа в зловещий подвал пока не добрались.

Мокренко уже был на месте. Рядом с ним в земле торчали две лопаты и лежал лом. Филька подумал, что это очень предусмотрительно, и рассердился на себя, что сам не догадался.

– Это я тут в кустах нашел! Строители прибрали, чтобы с собой туда-сюда не переносить, – похвастался Петька.

Перебросив инструмент на ту сторону, они перемахнули через заводской забор и оказались на месте бывшего кладбища. В сумраке крапива казалась то черной, то почему-то серебристой. А вот и куча камней, которую они нагребли в прошлый раз. Куча эта была по-прежнему высокой, но Фильке отчего-то показалось, что камни в прошлый раз лежали иначе.

Неужели им вновь придется забираться в этот кошмарный подвал?

– Мы сами лезем к нему в лапы. Типа, ужин с заказом на дом, – пробормотал Мокренко.

– Зеркало не стало бы нас дурачить. В прошлые же разы оно нас не обманывало. И тогда со шкурой, и с восковыми фигурами, – возразил Филька. Хотел бы он сам себе верить!

Несколько минут друзья нерешительно бродили поблизости, не дотрагиваясь до лопат. Филька даже подошел к тому месту, где в прошлый раз они нашли череп. Но маленького черепа там больше не было. Укатившись к реке, он так и не вернулся.

Быстро смеркалось. Приятели зажгли фонарь и стали растаскивать камни.

– Наверное, у нас крыша поехала, если мы это делаем, – удивляясь сам себе, сказал Филька.

– Ага, и притом капитально. Поехала и оставила записку: «Ушла насовсем. Обратно не ждите. Ваша крыша», – пропыхтел Мокренко, откатывая ломом массивный камень.

Когда они отвалили широкую нижнюю плиту, открылся неровный глинистый провал с осыпавшимися краями – провал, по которому они один раз уже выбирались из склепа.

Филька посветил фонарем. Кое-где на влажной глине отпечатались следы огромных ботинок, а также видны были царапины от пальцев и укусы, оставленные острыми зубами.

– Хватит смотреть, а то совсем станет страшно. Надо спешить, пока Хватало-Растерзало не проснулся, – сказал Филька. Он лег на живот и, неохотно спустив ноги в провал, первым нырнул туда.

Оказавшись в темном склепе, мальчик зажег фонарь. Луч скользнул сперва по зеленой от ужаса физиономии Петьки, затем по сырым стенам и наконец остановился на открытом железном ящике.

4

В железном гробу на спине лежал мерзкий Хватало-Растерзало и шевелил во сне губами. Страшной Железной Челюсти во рту уже не было. На груди Хваталы-Растерзалы шевелилась во сне Кожаная Перчатка. На правой ноге у упыря красовался Желтый Ботинок. Левая нога была босая – с твердой красноватой подошвой и чудовищными загнутыми ногтями, по цвету и прочности похожими на черепаший панцирь. В правой руке Хватало-Растерзало сжимал отточенную Черную Секиру. Когда на нее падали капли воды с потолка, секира звенела, и вода, стекая по ее лезвию, превращалась в кровь.

Парализованный ужасом, Филька не убирал фонарь, а все светил и светил на Хваталу-Растерзалу. Потревоженная ярким лучом, Перчатка поднялась раструбом кверху и, шевеля пальцами, как огромный паук, стала переползать к ногам Хваталы-Растерзалы – в темноту. Шнурки на Желтом Ботинке зашевелились, как змеи, и потянулись к Фильке. Черная Секира лязгнула, и упавшая на нее капля, отпрыгнув, осела на ребятах мелкими алыми брызгами.

Мокренко очнулся первым. Он ударил Фильку по запястью и перевел луч фонаря вниз – на сырой пол.

– С ума сошел? Хочешь его разбудить? – зашипел он.

Хитров не отвечал, все так же завороженно продолжая таращиться в темноту – туда, где стоял гроб. Все его тело было как одеревеневшее. Петьке пришлось хорошо встряхнуть его и даже хлопнуть по щеке, прежде чем Филька очнулся.

– Что со мной было? – спросил он очумело.

– С тебя причитается.

– За что это?

– Ты застыл, как статуя, – пояснил Мокренко. – Если бы не я, ты так и светил бы до полуночи, пока батареи не сели бы или пока Хватало-Растерзало не прикончил бы тебя. А теперь давай прятаться.

Филька направил луч фонаря на часы. Была уже половина двенадцатого. Разбирая завал, они и не заметили, как пролетело время. С каждой минутой Хватало-Растерзало начинал все активнее шевелиться в гробу: просыпался.

Сообразив, что он вот-вот пробудится, подростки заметались по склепу. Где спрятаться, когда вокруг только сырые кирпичные стены?

Наконец Филька разглядел под каменным столом, на котором стоял ящик с упырем, достаточного размера проем. Забившись в него, ребята погасили фонарь и оказались в кромешной темноте. Слышно было, как прямо над их головами шевелится в железном гробу Хватало-Растерзало.

Минутная стрелка с неуклонной жестокостью приближалась к цифре «двенадцать».

Едва пробило полночь, как Хватало-Растерзало сел в ящике. Глаза упыря открылись.

– Странно. Чую я, что тут кто-то есть... Глаза мои! Что вы видите? – прохрипел Хватало-Растерзало.

Огненные угли заворочались в своих орбитах.

– Ничего мы не видим, хозяин.

– А вы, уши, вы что слышите?

Отрубленные уши Хваталы-Растерзалы прыгнули к нему на ладони, прислушались и пропищали:

– Мы ничего не слышим.

– Странно, – пробулькал упырь. – Нос, нос, что ты чуешь?

– Ничего не чую. Я забит землей, – гнусаво ответил нос.

– Нет на вас надежды! Видно, придется самому искать! – Хватало-Растерзало выбрался из ящика и принялся шарить руками по углам.

Филька и Петька Мокренко сидели под ним ни живы ни мертвы от ужаса, вцепившись друг в друга. Обойдя весь склеп, упырь, переваливаясь, вновь направился к гробу.

«Господи!» – подумал Филька. Хватало-Растерзало внезапно остановился, будто его толкнули в грудь. С минуту он стоял без движения, а потом, сжав руками голову, снял ее и стал энергично вытряхивать.

– Болит у меня нынче голова! Видать, засорилась, – сказали его синие губы, когда голова вновь была установлена на прежнее место.

– Секира! Ко мне! – приказал Хватало-Растерзало.

Черная Секира со звоном вылетела из гроба.

– Секира! Теперь твоя очередь! Лети, обыщи весь свет, но заруби этих маленьких негодяев и принеси мне их мясо и их кровь! Если сегодня или завтра я не поем, то навеки сгину! – сказал Хватало-Растерзало.

Покачнувшись, Секира оторвала свой отточенный конец от земли и нерешительно поплыла по воздуху к гробу. Филька с ужасом подумал, что она их учуяла.

– Ты что, снова спать хочешь улечься? – заревел Хватало-Растерзало. – А ну прочь! Не слышала, что я тебе сказал?