Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен

Точно так же он выразился и по поводу резких требований относительно евреев.

– Финны – достойный народ, мы скорее разделим с евреями их судьбу! Мы никогда их не выдадим.

Я спросил, нет ли у Финляндии шанса заключить мир при посредничестве Америки. Виттинг полагал, что в данный момент такой возможности нет. Германия разместила в Финляндии сильные военные подразделения.

– Практически мы – оккупированная страна! Немцы, безусловно, не уйдут из Финляндии без боя.

Сегодня утром в одиннадцать Гиммлер улетел в штаб-квартиру Маннергейма, чтобы получить Большой крест. В четыре я приглашен на чай к президенту Рюти. Виттинг будет сопровождать меня.

Визит к Рюти занял три часа. Президента ужасают успехи Германии. Он надеется, что настанет время, когда Финляндия сможет порвать с Германией. «Но сейчас – никаких конфликтов!» Рюти подчеркнул в разговоре со мной, что единственное желание финнов – жить мирно и независимо на родной земле.

Когда мы возвращались из деревни Рюти в Хельсинки, Виттинг говорил со мной очень серьезно. Он считает положение Финляндии и щекотливым, и крайне тяжелым.

– Непросто состоять в союзе с национал-социалистической Германией. Никогда не знаешь, где можешь оказаться!

В настоящее время с этим ничего нельзя поделать, так как Финляндия не может сдаться русским. Прошедшие позавчера переговоры с Гиммлером в немецком посольстве ясно показали Виттингу, каких опасностей следует ожидать при альянсе с национал-социалистической Германией.

Житомир

7 августа 1942 года

Во время полета из Финляндии Гиммлер таким образом выразил свое мнение о Рюти:

– Рюти – английский джентльмен. Он ходил в английскую школу. Кроме того, он масон. Он никогда не станет другом национал-социализма и определенно настроен антигермански. Я даже считаю его очень опасным человеком!

– Почему? – спросил я. – Я знаю Рюти как очень порядочного человека и горячего патриота Финляндии.

Гиммлер засмеялся:

– Слово «патриот» – достаточное доказательство, что он не понимает фюрера. Нам не нужна помощь никаких местных патриотов, мы хотим в союзники лишь тех, чьи мысли и чувства пронизаны великогерманским духом. Еще через пятьдесят лет узкие территориальные идеалы, с которыми мы сталкиваемся в Финляндии, будут осуждены точно так же, как идеалы мелких государств, когда-то преобладавших в Германии; и такой мелочный национализм вскоре продемонстрирует свою слабость, когда столкнется с противниками, сила которых постоянно возрастает.

Кроме того, Гиммлер никогда не доверял таким масонам, как Рюти и Маннергейм; теперь же ему ясно, насколько он оказался прав.

8 августа 1942 года

Возвращаясь к поездке в Финляндию, Гиммлер сказал сегодня за столом:

– В долговременном плане невозможно нарисовать новую карту Европы, не отведя на ней место великому шведскому народу. Он будет избавлен от своей изоляции и стагнации и войдет в состав Великого Германского рейха. Вы увидите, какие силы тогда выйдут на волю в Швеции. Шведы могут сыграть важную роль. Фундаментальные идеи Густава-Адольфа, благодаря которому Швеция должна была показать себя на европейской сцене, заживут новой жизнью. Если бы гибель Густава-Адольфа в битве не перечеркнула его планов, он бы, вероятно, основал Германский рейх от Нордкапа до Тюрингенского леса, от Балтики до Нидерландов, и это избавило бы нас от многих трудов.

Все великие достижения в истории совершались в ходе кровавых революций и смут; только при таких условиях может расцвести новый порядок. Гиммлер вспоминал Александра Македонского, вторжения варваров, Шарлеманя, Гогенштауфенов, Британскую империю, Наполеона.

– После Венского конгресса Европа, ограниченная узкими рамками своих нынешних границ и экономики, утратила память о таких событиях и их меру. Другие же, – например, Россия и Америка, – остались их приверженцами. Север США навязал свою волю Югу в кровавой войне, восстановив единство страны. Появление Черчилля изменило ситуацию в Англии, так как его тщетные попытки самоутверждения отдают половину Британской империи Азии, а вторую половину – Америке. На что может надеяться Финляндия? Америка далеко – слишком далеко. А большевизм близко – слишком близко.

Полевая штаб-квартира

8 августа 1942 года

Один из руководителей СС недавно рассказал мне следующее. По служебной надобности он посетил Гиммлера в Тегернзее. Маленькая дочь Гиммлера в его присутствии перед обедом прочитала молитву. Этот человек удивленно уставился на рейхсфюрера, не понимая, почему он – столь враждебно настроенный к церкви – допускает молитвы в своем собственном доме. Очевидно, мировоззрение Гиммлера не свободно от противоречий. Мой собеседник спросил, не наблюдал ли я каких-либо признаков религиозности в Гиммлере во время лечебных сеансов. Я ответил уклончиво и сказал, что, возможно, мне представится случай поговорить об этом с Гиммлером; себе же я дал обещание так и сделать.

Личные наблюдения открыли для меня один или два момента, которые могут оказаться существенными. Например, я знаю, что Гиммлер крайне суеверен: он верит в добрых и злых духов. Он проявляет интерес к астрологии, хотя в принципе не верит в нее; он выслушивает советы по крайней мере двух астрологов и может прислушиваться к их словам – даже сохраняя свое скептическое отношение. Кроме того, он всегда боится той невидимой силы, перед которой ему рано или поздно придется держать ответ. Это становится особенно заметно, когда его здоровье ухудшается. Тогда он не может избавиться от некоторых глубинных страхов. Особенно он боится мучительной смерти.

Гиммлер – откровенный противник христианства, и особенно католической религии. Враждебность к христианству вызывает у него систематический интерес к другим религиям. Особенно он верит в германские религиозные концепции – не только северные, но и индогерманские. В СС насчитывается мало людей, с которыми он может серьезно обсуждать эти вопросы. Они принимают за евангельскую истину то, что говорит им их «король Генрих» в этой области, и поражаются его знаниям и обширному кругу чтения. Порой он принимает университетских профессоров, признанных немецких ученых; он может дискутировать с ними часами, выдвигая собственные идеи и позволяя, чтобы ему противоречили, – в такие моменты он совершенно теряет всю свою властность. Брандт уверял меня, что вплоть до начала войны это происходило регулярно. Гиммлер из этих разговоров почерпнул многое, чего бы он нигде больше не услышал, и они нередко повергали его в глубокую задумчивость.

Я то и дело вспоминал рассказ о дочери Гиммлера, читающей молитву, и, пытаясь разобраться в ее сути, узнал кое-что от одного из вождей СС, который следующими словами передал настроения Гиммлера: