Стопроцентная блондинка - Наталия Левитина

– Люся не передала, что мы придем? – нервно осведомился Здоровякин. – Я ее пристрелю!

– У нее мама заболела, она отпросилась, – промямлила Маша. – Проходите, проходите! Извините, у нас не убрано. Это дети уже все раскидали!

– Упс, – пошевелил усами Зуфар Алимович. Он стоял, как цапля, на одной ноге. – А давайте мы нагрянем в следующий раз? А, мужики?

Мужики деликатно перевели взгляд с взлохмаченной Марии на африканскую маску. Экспонат (в отличие от Марии) тут же сорвал массу комплиментов.

– У, какая рожа!

– Скалится, морда!

– Классная вещь!

– Это я купил, – гордо заметил Здоровякин.

– Илюш, давай мы в следующий раз? – повторил полковник Алимов.

– Мне так неудобно, – всхлипнула бордовая Маша. Она сгорала от стыда. – Нет, не уходите! Сейчас! Я только переоденусь… Илья, ты не подержишь Стасика? В кроватку он не согласится лечь даже за миллиард долларов.

– А я бы и за миллион согласился полежать в его кроватке. Да и за бесплатно тоже, – вздохнул Зуфар Алимович. – Маша, давай мне орла. У-у, какой щекастый! Что, усы у дядьки, да? Утю-тюх, утю-тюх!

Подчиненные переглянулись. Грозный полковник раскрывался им с новой стороны.

– Господа, не толпимся в прихожей, а стройными рядами проходим… Маша, куда идти?

– Туда.

– Проходим в эту комнату, – взялся командовать Валдаев. – Стоп. Сначала моем руки. В доме дети, как вы успели заметить.

Мария металась по кухне. Она уже переоделась.

– Черт, – прошептала Маша, по пояс зарывшись в холодильник в поисках угощения. – Шаром покати. Завтра я зарежу Люсю. Какую она мне свинью подложила! А ты тоже хорош! Не мог перезвонить!

Илья виновато моргал. Валдаев быстро въехал в ситуацию.

– Тут рядом «Гриль-мастер». Я сгоняю и все привезу. Евдокимов – за мной!

Через полчаса – гости пока развлекались с многочисленными здоровякинскими отпрысками – Валдаев и Евдокимов привезли восемь пакетов еды и три коробки с выпивкой. Чек, выданный в ресторане, напоминал рулон туалетной бумаги.

– Блин, а почему лифт не работает! – возмутился Саша. У него на лбу выступила испарина.

– Сашуля, спасибо тебе огромное, – запричитала Мария.

– Да ну, перестань, – отрезал Валдаев. – Так, сейчас организуем стол. Хорошенький такой столик.

Водка, салаты, пироги, свиные ребрышки, опять водка, копченые куриные грудки, отбивные, снова водка… А даме – шампанское.

– Мне нельзя, – заартачилась Маша. – Ну ладно, немного.

В квартире в данный момент находились шестнадцать мужиков в возрасте от трех месяцев до пятидесяти двух лет. И одна-единственная женщина.

– За прекрасную даму пьем стоя! – галантно объявил Валдаев.

Новоселье удалось на славу. Слагаемыми праздника были:

а) обильная выпивка,

б) вкусная закуска,

в) незатейливый милицейский юмор.

Стены дрожали от сочного лошадиного ржанья. Дети были в восторге: за окном сияли звезды, а их все еще не отправляли спать. И только младенец сдался в половине десятого – он до последнего упирался, жмурился, махал ручками. Но сон его сморил…

– Ну вот, а ты боялась, – обнял Машу Здоровякин, когда гости ушли. – А классно как все получилось!

Маша дернула плечом.

– Ты бессовестный парнокопытный утконос! В каком свете ты меня выставил? В доме бардак, я в халате, непричесанная, в холодильнике – пусто! Если бы не Валдаев, я не знаю… Ну почему ты так со мной?!

– Но я ведь звонил! Предупреждал! Я убью эту Люсю! Завтра же!

– Я тебе помогу, – кивнула Маша. – Лапки ей поотрываю и хобот укорочу. А ты настоящий подлец!

– Маша!..

Глубокой ночью, в детской, у кроватки Стасика, Мария не выдержала и принялась плакать. Рыдания клокотали в горле, слезы катились из глаз. Маше было ужасно себя жаль. Илья выставил ее на всеобщее обозрение как раз в тот момент, когда она меньше всего соответствовала голливудскому стандарту. Пусть он сделал это нечаянно, но она была страшно унижена.

А Люсьен отлично провела незапланированный выходной. Она посетила кинотеатр и посмотрела фильм с Брэдом Питтом и Джорджем Клуни. В ленте участвовала также и Джулия Робертс. На фоне двух красавцев она выглядела совершенно безлико. «И чего в ней режиссеры находят? – задумалась девушка. – За что ей платят по двадцать миллионов наших родных российских баксиков?»

Потом Люся славно посидела в кафе на первом этаже кинотеатра. Она растратила на десерты, кофе и коктейль все деньги, выданные Машей на покупку лекарств.

И только глубоким вечером универсальная помощница Здоровякиных добралась домой. Она занимала одну комнату в коммуналке и жила одна. Ни мамой-инвалидом, ни маленьким братом Люся не была обременена. Ее мать – крепкая, горластая крановщица – обитала на другом конце города и виделась с дочерью от силы раз в два месяца.

Если ледяной душ, устроенный Платоновым, заставил Настю критически взглянуть на свое существование, то сейчас она вновь плыла по течению. Анастасия опять попала в комфортную среду, не располагающую к самоанализу. Зачем? Все было прекрасно. Ну, почти.

Открытие персональной выставки для Атаманова совпало с открытием Анастасии – так Колумб открыл новые земли, а Магеллан – новый путь. «А теперь скажите мне, что внешность и шмотки – не главное! – думала Настя. – Да, не главное. Но если ты плохо одета и лохмата, как дикобраз, ни у кого и не возникнет желания узнать твою истинную ценность. Искусство самопрезентации – великое дело».

Действительно, после вечеринки в «Фонтенуа» художник сделал огромный шаг в сторону Анастасии. Даже не шаг, а кенгуриный прыжок. Когда они ехали домой, прижавшись друг к другу на заднем сиденье автомобиля, Атаманов попытался узнать, кто же у него работает.

Настя, слегка запинаясь, изложила ему свою грустную историю.

– Ну, извини, – сказал Атаманов. – Когда я приглашал в дом экономку, я не рассчитывал на королеву в изгнании. Но приятно, что и говорить, под видом бижутерии получить настоящий бриллиант. Чаще бывает наоборот.

Сравнение с бриллиантом польстило Насте и усилило ее эйфорию.

Всю дорогу домой Атаманов обнимал и целовал бриллиантовую экономку. Правда, в пункте назначения сладкая парочка синхронно вырубилась, едва добравшись до дивана.

Наутро, обнаружив себя в объятиях Атаманова (при полном параде, в мехах и жемчугах), Настя долго лежала не двигаясь. Во-первых, наслаждалась близостью тяжелого, мускулистого тела художника. Во-вторых, ждала, когда он откроет глаза, увидит подругу и начнет осыпать поцелуями.