Вдова живого мужа - Лариса Шкатула

Для начала она сосредоточилась и мысленно проверила ближние комнаты: никого! Никто не подслушивал, не подглядывал. Возможно, если кто-то этим и занимался, ему в конце концов надоело лицезреть чужую страсть. Поскольку поблизости вообще не ощущалось какого-то присутствия или движения, Наташа решила: в Аралхамаде настала ночь. "Самое время для колдовства", — пошутила она про себя.

Теперь нужно было покрепче усыпить Адониса. Она поняла, что сделала это по тому, что он выпустил её из рук и свернулся клубком, точно большой кот. Наташа побродила по комнате и с удивлением обнаружила на небольшом столике пачку белой бумаги, перо, чернильницу и несколько остро заточенных карандашей. Выходит, Адонис вовсе не так примитивен, как можно было бы подумать. Она взяла листок бумаги, карандаш, простерла руки над спящим любовником и стала спрашивать…

Некоторое время спустя она уже скользила по коридору мимо дверей посвященных, прислушиваясь, как откликнется на поиски её дальновидение.

Наконец она нашла то, что искала, и тихонько вошла. Алимгафар спал, лежа на спине, совершенно бесшумно, хотя её собственный муж, повернувшись на спину, выдавал такое… Неужели солнцепоклонники обучают даже бесшумному сну?

Проснулся юноша моментально, лишь она коснулась его плеча. Он прибавил света в еле мерцающем светильнике и внимательно посмотрел на нее.

— У тебя хорошие новости?

— Здесь то, что ты просил, — она вложила ему в руку бумажку, которую юноша быстро пробежал глазами.

— Тебе это удалось! Я боялся, что ты потеряешь голову и не сможешь ничего сделать.

Драгоценная бумага исчезла в складках его одежды.

— Пустяки, — небрежно проговорила Наталья. — Самое обычное предательство.

— Неужели ты его любишь?

— Не знаю. Главное, я его слышу… Прости, мне нужно возвращаться. Думаю, вы не забудете обо мне, когда надумаете уходить?

— Подожди, Оля, — Алимгафар стремительно поднялся. — Ты ещё не все знаешь. Неожиданно все осложнилось.

— Вы передумали? Отложили побег?

— Не то. В Аралхамад попала Рада! Ты, наверное, уже не помнишь, но однажды, пять лет назад, когда мы встретили цыганский табор, красивая девочка-цыганка в знак обручения подарила мне серебряное кольцо. Когда я стал постарше, то воспринимал это приключение как детскую шалость, но кольцо почему-то не снимал. Носил его сначала на безымянном пальце, потом на мизинце. Так получилось, что, кроме него, у меня от прошлой жизни ничего и не сохранилось. Может, Рада права и это судьба? Она сразу узнала меня по колечку…

Наташа торопилась и оттого нервничала, и Алимгафар, почувствовав это, предложил:

— Давай, я провожу тебя… к комнате Адониса, а по дороге договорим.

Она кивнула.

— Если нам кто-нибудь встретится, я скажу, что ты заблудилась. Слушай: приближается обряд моего посвящения во вторую ступень, — он говорил на ходу, неловко склоняясь к её уху, — а для этого мне нужно познать женщину. Многие посвященные приобщаются к любви гораздо раньше, но я сам попросил всемогущего мага продлить мое обучение боевым искусствам.

Обычно для первой ночи посвященного невинную девушку для него воспитывают в Тереме, но предназначенная мне недавно умерла от какой-то странной болезни. Что это за болезнь, не понял даже наш лекарь, а верховный маг только руками развел. Пришлось ему посылать за девушкой на волю…

— Вот уж не думала, что верховный маг занимается такими вопросами! — медленно проговорила Наташа.

— Верховный занимается всем! — убежденно сказал Алимгафар, и молодая артистка подумала, что, пожалуй, зря терзается угрызениями совести: вряд ли Адонис "занимался" ею без ведома мага.

— Ты говорил о Раде, — напомнила она замолчавшему юноше.

— На твоем лице промелькнула улыбка, когда я сказал, что встреча с Радой дана мне судьбой, — растерянно проговорил он. — Но ведь кто-то сделал так, что совершенно здоровая прежде Ангелина вдруг умерла, а слуги Арала притащили именно Раду. И разве не странно, что она до сих пор не вышла замуж — у цыган женятся рано! — и была девственницей… Ведь только чистая девушка может быть первой у посвященного.

— Но и на воле мужчины к этому стремятся, — заметила Наташа, которую покоробил тон юноши — в нем сквозило странное самодовольство и чуть ли не гордость за обычаи Аралхамада.

— Ты не понимаешь! — произнес он таки самодовольно и усмехнулся. — Там девушек держат в неведении, якобы оберегая этим их целомудрие. Это не целомудрие, а глупость! Вместо того чтобы радоваться, девушка неприятно поражается, узнав, откуда берутся дети. Разве это не варварство?! А у нас девушка обучается всему, и даже будучи девственницей, знает и умеет все, что должна знать и уметь женщина.

— Значит, это была Рада? — пробормотала Наташа.

— Ты её тоже видела? — обрадовался он.

— Да, случайно проходила мимо, — сказала Наташа и осторожно спросила: — А тебе самому приходилось наблюдать, как девушек обучают?

— Нет, но верховный говорил, это — целая наука. Посвященные пользуются для неё древними индийскими рукописями: в них даже рассказывается, как можно наказывать провинившихся женщин, не прибегая к такой дикости, как, например, палка или плеть — у нас, у русских, на изящное просто не хватает фантазии!

Наташа подумала, что и при его новой, псевдоиндийской фантазии вряд ли Алимгафару понравилось бы, как обучали искусству любви Раду…

Они дошли до двери знакомой Наташе комнаты и Алимгафар заторопился.

— На днях у нас будет праздник первой ночи. Ты сможешь посмотреть, если захочешь.

— Как посмотреть? — изумилась Наташа. — Каждый из посвященных сможет наблюдать, как вы…

— Ну да, как мы сблизимся! Я ещё не решил, скажу ли об этом Раде. Все-таки она из табора, а у них, согласись, дикие нравы! Пока привыкнет…

— Ты думаешь, что когда мы, когда я с Адонисом… кто-то мог все видеть?!

— Все могли, кто хотел! Я тоже видел… Да ты не переживай, Оля, это было так красиво! Вы — молодцы!.. Правда, одновременно могли смотреть только двое… Иное дело — в брачной комнате: там за барьером могут поместиться все!

От неожиданности Наташа чуть не упала прямо здесь, в коридоре.

— Я думал, ты знаешь, — растерянно проговорил Алимгафар.

Молодая артистка медленно приходила в себя: пожалуй, это пострашнее, чем под куполом цирка. Она вспомнила роман Виктора Гюго[12]: там компрачикосы уродовали тела, здесь солнцепоклонники уродуют души… Это надо было спокойно обдумать. Она взялась за ручку двери.

— Погоди, — остановил её юноша. — Спроси у Адониса про предсказание. Мне удалось узнать кое-что, но этого мало… Боюсь, тебя ожидают большие неприятности и бежать придется быстрее, чем мы думаем. Пока приказано не спускать с тебя глаз…