Танго дьявола - Эрве Жюбер

«И зачем я согласился помогать этому пирату из лагуны?» — обругал себя писатель. Потому что Мишо сообщил, что Туманный Барон вернулся в Базель. Потому что сын хотел завершить труд отца. Если бы он очертя голову не бросился бы в эту ловушку, у него по-прежнему был бы аэростат, а его жизнь не висела бы на ниточке. К тому же ниточке плохого качества.

— Что же нам с вами делать? — размышляла колдунья.

«Похоронить в подвале или в саду», — безмолвно ответил писатель.

Роберта встала, подошла к окну, открыла его, принюхалась к ночному воздуху. Шел настоящий ливень. Свет из гостиной освещал сад бледно-желтым светом. Интересно, Грубер хоть раз побывал в этом царстве сорняков? Она была почти уверена, что отыщет здесь отросток Рагнеруды.

— Отправитесь допрашивать ее? — осведомился Роземонд, подойдя к ней.

— Быть может, она знает об этой зоне.

Она припала к плечу профессора истории за утешением.

— Обещайте мне не оскорблять ее, — потребовал он.

— Обещайте не терроризировать Пишенетта.

— Ну, я же не чудовище! Я хочу ознакомить его с происходящим. Что вы об этом думаете?

— Если на него напала волшебная тыква, он заслуживает хорошего отношения с вашей стороны.

Роберта ускользнула, а место на стуле напротив Пишенетта занял Роземонд. «Вот и второй берется за меня», — решил писатель, считая, что пришел его последний час. Профессор хрустнул пальцами в мертвой тишине. Потом объявил Пишенетту, использовав англицизм, который слегка оцарапал его язык:

— Вы — любитель скупое, а потому я сообщу вам совершенно невероятную сенсацию.

Писатель шумно сглотнул слюну.

— Слушаю вас. Поскольку совсем не вижу.

— Колдуньи, драконы и маги действительно существуют.

— Простите…

Жалости ради никаких ментальных пыток. Он скажет все. Если нужно, что-нибудь придумает. Он хотел заговорить, но губы отказались повиноваться. Панический страх сжал ему грудь.

— Я могу превратить вас в земляного червя и настругать мелкими кусочками, если не проявите должного внимания. Поверьте, беспозвоночные знают, что такое боль.

Пишенетт едва сдержал желание возмутиться и отрицательно покачал головой. Роземонд сжалился над ним, провел рукой по лицу писателя, вернув ему зрение и речь. Пишенетт выпучил глаза. Он прекрасно видел без глазных протезов.

— Ой-е-ей, — закашлялся он, пораженный чудом.

Роземонд махнул рукой в сторону камина. В очаге вспыхнули фиолетовые, пурпурные и желтые языки пламени. Будем проще, сказал он себе. Начнем сначала, с обширного введения в великую историю колдовства. Он встал, прислонился к камину. Пламя освещало его снизу, придавая ему сатанинский вид.

— Однажды… — начал он низким голосом.

Мало кто встречался с Рагнетрудой. То, что о ней говорили, не располагало к проведению рискованного опыта. Она была лицемерна, злобна, одарена в сотворении зла. Она занималась только своими делами, тайными и подземными. Если ей задавали вопросы, она не отвечала, а пробуждала в любопытном собеседнике дурные воспоминания или создавала свои, которые мучили его всю жизнь в виде ночных кошмаров. Или просто лгала.

Рагнетруда входила в Клуб Пяти, точного происхождения которых никто в Колледже колдуний не знал. Она была стара как мир, вернее, так утверждала. Она была воплощением Земли, как ее сестры воплощением Воздуха, Воды, Огня и Эфира, и ей было наплевать на людей.

Но, будучи бессмертной в полном смысле этого слова, она ненавидела одиночество. А потому, если ей долго не наносили визитов, могла оказаться разговорчивой, внешне ласковой и нежной. Роберта надеялась найти ее именно в этом расположении духа.

Колдунья взяла сумочку, сняла ботинки и босиком вышла в сад, прячась под зонтиком. Трава быстро сменилась чернушкой, маком-самосейкой, пыреем, диким маком. Чертополох оцарапал ей лодыжки. Крапива обожгла кожу. Но она продолжала идти к массиву переплетенных стволов в центре маленьких джунглей.

Очутившись среди искривленных кустарников, она послала призыв в сторону земли. Передавать свои мысли ступнями ног, чтобы они проникли в землю, ждать, когда появится Рагнетруда… «Я могу заработать хорошую — простуду, — сказала она сама себе, — после пяти минут таких упражнений».

Она уже решила вернуться к дому, когда один из вьюнков обернулся вокруг ее лодыжки, потом, образовав восьмерку, охватил вторую лодыжку, сковав ноги. У Роберты возникло странное ощущение, что пальцы ее ног ловят монотонный голос.

— Ты хочешь говорить со мной?

«Да, иначе я бы не оказалась здесь, превращаясь в ледышку», — озлобленно подумала колдунья.

Вьюнок напрягся, заставив ее сдвинуть ноги. Роберта пожалела, что не запаслась острым ножом.

— Закрой глаза.

Роберта подчинилась.

— Можешь открыть.

Она испытала шок, очутившись в кухне родительского дома. В окна врывалось солнце. В водостоке ворковали голуби. Стоящая к ней спиной мать что-то резала на доске. Роберта едва не позвала ее, но вовремя опомнилась.

Рагнетруда повернулась к ней лицом. Она завязала волосы в лошадиный хвост, как мать учила Роберту, и выпила глоток мадеры перед тем, как бросить ломтики перца в кастрюлю с рагу, стоявшую на газовой плите.

— Привет, дочь.

Рагнетруда извлекла из шкафчика миксер, включила его и перемолола мясо в фарш. Роберта смотрела на вокзал. Базель под лазурным небом — прекрасная иллюзия. Миксер замолчал, и его содержимое высыпалось в кастрюлю. Роберта вспомнила о причине своего прихода. Сунула руку в сумочку и извлекла генетические коды, когда существо сказало:

— Если хочешь знать, что означает эта зона, продолжай смотреть в окно.

Один из квадратов перестал показывать Базель — в нем возник холмистый ландшафт с оливковыми деревьями. По двору фермы с белыми стенами расхаживали крестьяне. Рагнетруда подошла к Роберте и уставилась на подвижную картинку, вытирая руки тряпкой. Потом указала на мужчину, который ругал другого мужчину.

— Представляю тебе Димитруса, коринфского землевладельца, жившего в IV веке до нашей эры. Он разгневан тем, что сбежал один из его рабов. Завтра Димитрус отправится в город и подаст жалобу. Если беглеца отыщут, его намажут медом и оставят на съедение насекомым.

На втором квадрате появилась другая сцена. Поле, усеянное трупами. На горизонте в морском заливе пылала трирема. Ландшафт был схож с предыдущим, но здесь летали стервятники, и от сцены веяло печалью.

— Саламина, несколькими годами ранее… А вот и наш дезертир.

Спартанец, притворявшийся мертвым, с тысячами предосторожностей поднялся с земли. Сбросил шлем, поножи, панцирь, откинул в сторону щит и, не оглядываясь, бросился бежать.