От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы - Абрам Рейтблат

Известный исследователь чтения С.А. Раппопорт отмечал, что народный читатель «часто считает самое чтение религиозной книжки богоугодным и душеспасительным делом», «механический процесс чтения получает для большинства народных грамотеев самодовлеющее значение, и значение немаловажное, в отношении, главным образом, религиозном»341. Возникновение фигуры крестьянина-читателя привело постепенно к новой оценке читательства – общее негативное отношение к чтению в этой среде сменилось более сложным и дифференцированным. Теперь крестьяне подразделяли книги на хорошие, читать которые – благое дело, и плохие, никчемные. К числу первых относились, как правило, книги религиозные, к числу вторых – светские, и прежде всего – художественная литература. Светские книги воспринимались как вредные, сбивающие с праведного пути. Вот несколько свидетельств этого из сел разных регионов России: «Отцы часто бьют своих детей за то, что они вопреки запрещениям осмеливаются в их присутствии читать сказки крестьяне более серьезного возраста их (сказок. – А. Р.) почти не терпят, называя при этом сочинителей их людьми “праздными” и “пустыми болтунами”» (Воронежская губерния, 1888 г.); «Крестьяне думают, что не божественные книги пишутся только досужими людьми, праздными, а не практичными, для забавы или для личной наживы и награды. Старики особенно сомневаются в современных гражданских книгах, написанных обыкновенными людьми, а не святыми, которым подсказывает ангел, когда они пишут» (Вятская губерния, начало 1890-х гг.); на селе говорят: «Божественное читать – это и для души спасенья польза, да и любопытно», а «побасенки, сказки – все это неправда, не бывало…» (Пермская губерния, конец 1880-х гг.)342. Вот типичные примеры преимущественного чтения религиозных книг в крестьянской среде: отец «не позволил читать без его назначения гражданские книги и заставил ежедневно упражняться в Священной истории, четьи-минеи и кафизмах, требуя в прочтенном изъяснения»343 (начало XIX в., сын крепостного-торговца). Один из крестьян, семья которого проживала в городской слободе и занималась ремесленным трудом, вспоминал, что уже в пятилетнем возрасте (1829) «мог читать книги церковной печати, обученный дедами-грамотниками. Все семейство состояло из грамотных и постоянно читало духовного содержания книги»344. «Матушка моя, хорошо знавшая грамоту, постоянно читала дома вслух или жития святых, или Евангелие. Особенно сильное впечатление производило на меня чтение Страстей Господних. Я залезал под печь и горько плакал . Каждую субботу перед иконами зажигались восковые свечи, и матушка читала вслух псалтырь, кафизмы и молитвы. Отец, мои старшие братья и невестки благоговейно молились» (1840-е гг. сын крепостного-торговца)345. В конце 1870-х гг. крестьянин (отец мемуариста), большой любитель чтения, «раскладывал драгоценные ему книги,– все божественного содержания, потому что прочие он презирал и называл их “заразительною чумою”»346.

Даже крестьяне, переехавшие в город и ставшие рабочими, в чтении нередко ограничивались религиозной литературой: «Поужинав, отец (рабочий крестьянского происхождения. – А. Р.) усаживался за чтение. Книги у отца были ценные и исключительно духовного содержания . Над ними мы потели долгие годы, с отцом, из вечера в вечер читали, перечитывали их, и ум у нас заходил за разум, и казалось нам, что мы уже совсем не далеки от святыни» (1870-е гг.)347. «Религиозный дурман долго владел мною. Книги, которые мне попадали для чтения по приезде из деревни, были про святых и более всего различные церковные проповеди»348. «Меня охватывает религиозное настроение. Я зачитываюсь священной литературой . Начал читать евангелие и библию» (начало XX в., фабричный рабочий крестьянского происхождения)349.

Подобное отношение к чтению поддерживалось представителями церкви. Они утверждали, что грамотный крестьянин «начнет дома читать разные молитвы, рассказывать о всех чудесах божиих, как мир начался, какие святые были, что значит каждый праздник, какие были цари православные на Руси, как в простом быту можно угодить Богу и великому государю, и быть счастливу»350, «научившись читать и понимать читаемое, ваши дети будут приобретать познания – о том , как спасти свою душу »351. Призывая овладевать грамотой, религиозные деятели утверждали одновременно, что читать «пустые и вредные книги» означает «угождать сатане»352.

Пока к книге относились только как к транслятору религиозных ценностей, знаний о «праведном» пути, число читателей среди крестьян было невелико. Однако постепенно, особенно с ликвидацией крепостного права, старые патриархальные отношения в деревне начали рушиться. Как отмечает специалист по экономической истории России, «крестьянская реформа 1861 года сильно подорвала основы крепостничества и создала предпосылки для быстрого развития капиталистических отношений в деревне; основы барщинной системы хозяйства, с ее патриархальностью, замкнутостью вотчины, властью помещика над крестьянами, также были подорваны»353.

Как указывалось выше, чтение было тесно связано с городским образом жизни. Уровень грамотности горожан был сравнительно высок. Хотя из-за постоянного притока в города менее грамотного сельского населения он рос низкими темпами, тем не менее, по переписи 1897 г., в городах было 45,3% грамотных. Коренные горожане были почти все грамотны: согласно материалам переписи населения Москвы 1902 г., среди коренных москвичей в возрасте 8 лет и старше грамотных было более 9/10 мужчин и 4/5 женщин, среди пришлого населения – менее 3/4 мужчин и 2/5 женщин354.