Черная Луна - Дэвид Геммел

— Кого еще ты выбрала для этого дела?

— Вента, мальчика по имени Горан и герцогского чиновника Пуриса. Отряд должен быть невелик.

— Форин сейчас в Кордуине, — сказал Тарантио. — Он добрый воин — и к тому же знает много историй о даротах. Он может пригодиться.

— Я прикажу, чтобы его разыскали. Так ты согласен?

— Ты еще ничего не сказала о плате, — напомнил Тарантио.

Карис усмехнулась.

— Сто серебряков.

— Пойдет. А как насчет него? — Тарантио указал на одетого в зеленое Вента.

— Что именно? — уточнила Карис.

— Он хочет убить меня. А мне не улыбается, чтобы меня прирезали спящим.

— Да как ты смеешь?! — вспыхнул Вент. — Я никогда в жизни не марал руки бесчестным убийством! Даю тебе слово, что поединок будет отложен до нашего возвращения. Или моего слова тебе недостаточно?

— Ему можно верить, Карис? — спросил Тарантио. — Да.

— Тогда я согласен. Я не стану убивать его до нашего возвращения.

Красивое лицо Вента побелело от гнева.

— Ты, видно, высокого мнения о себе, Тарантио, — процедил он, — но и тебе было бы полезно припомнить древнюю поговорку: нет коня, которого нельзя укротить, нет всадника, которого нельзя сбросить.

— Непременно вспомню об этом, когда найду коня, которого не сумею укротить.

— Могу ли я узнать, — вмешалась Карис, — из-за чего разгорелся такой сыр-бор?

— Его приятель напал на Бруна. Ударил его сзади, а когда Брун упал — попытался его пнуть. Я помешал. Тогда он бросился на меня с кинжалом, и я сломал ему руку. Мне бы следовало его прикончить, но я сдержался.

— Все было совсем не так! — горячо возразил Вент. — Мой друг спокойно ужинал, когда этот… пьяный варвар…безо всякой причины набросился на него.

— Не поручусь головой, Вент, но я никогда не слышала, чтобы Тарантио лгал. И ни разу не видела его пьяным. Впрочем, это сейчас не важно. Вы оба сильные, отменные воины, как раз такие, в каких я нуждаюсь для этого дела. И однако же я не возьму вас с собой, если вы сейчас не пожмете друг другу руки и не поклянетесь, что до нашего возвращения будете побратимами по мечу. Я не могу взять в отряд людей, которые ненавидят друг друга. Во владениях даротов каждый из вас должен быть готов пожертвовать своей жизнью ради спасения другого. Вы меня поняли?

— Зачем ему побратим по мечу? — проворчал Вент. — Он и в одиночку разгонит всех даротов.

— Довольно! — рявкнула Карис. — Пожмите друг другу руки и поклянитесь. Живо!

С минуту оба мечника угрюмо молчали, затем Тарантио встал и протянул руку. Вент уставился на нее так, словно не верил собственным глазам, затем последовал его примеру, и они — как то водится у воинов — пожали друг другу запястья.

— Я буду защищать твою жизнь, как свою собственную, — сказал Тарантио.

— Я тоже, — процедил Вент.

— Выезжаем на рассвете, — подвела итог Карис. — Если твоего Форина к тому времени не отыщут — поедем без него.

С этими словами она направилась к своему коню, но тут Тарантио сказал:

— Я бы хотел взять с собой моего друга… Бруна. Карис обернулась.

— Он хороший воин? Тарантио пожал плечами.

— Нет, мой генерал, но глаза у него зорче, чем у орла. Можешь мне поверить.

— Делай, как хочешь, — отозвалась Карис.

Никогда еще в жизни Дуводас не испытывал такой сильной, такой безмерной радости. В юные годы он призывал музыку земли — и ощущал, как струятся потоки ее магии. Он исцелял больных — и чувствовал, как по его жилам растекается жизненная сила самой вселенной. И все же сейчас, лежа рядом со своей нареченной супругой, он был совершенно счастлив. Шира спала, а он гладил ее длинные черные волосы и любовался ее прекрасным лицом, озаренным девственным сиянием нового дня. Дуво вздохнул.

Свадьба была шумной и пышной. Кефрин собрал в таверне всех своих друзей, родственников и постоянных посетителей. Угощение было бесплатное, а Дуво играл для собравшихся гостей. В полдень появился священнослужитель, и гости отодвинули к стенам столы, чтобы он мог положить на свежевымытый пол обрядовый меч и сноп пшеницы. Дуво отложил арфу и вывел Ширу на середину зала. Слова венчального обряда были просты и безыскусны.

— Дуводас Арфист, согласен ли ты на этот союз плоти и духа?

— Согласен.

— Клянешься ли ты беречь жизнь этой женщины, твоей возлюбленной, как свою собственную?

— Клянусь.

— Откроешь ли ты ей свою душу и одаришь ли ее любовью до конца своих дней?

— Да.

— Тогда возьми меч.

Дуводас никогда прежде не прикасался к оружию и теперь внутренне содрогнулся. Но ведь это был обрядовый меч, символ защиты семьи, никогда не бывавший в бою, и он преклонил колени и взял меч. Гости разразились радостными криками, а Кефрин, отец Ширы, прослезился.

— А ты, Шира, согласна ли на этот союз плоти и духа?

— Согласна.

— Клянешься ли ты беречь жизнь этого мужчины, твоего возлюбленного, как свою собственную?

— Согласна.

— Откроешь ли ты ему свою душу и одаришь ли его любовью до конца своих дней?

— Да.

— Тогда возьми сноп, коий воплощает жизнь и продолжение жизни в потомках.

Шира так и сделала и, повернувшись к Дуво, протянула ему сноп. Он взял сноп, а потом притянул ее к себе и поцеловал. Гости одобрительно завопили, и снова началось веселье.

Теперь уже занимался новый день, и Шира спала. Наклонив голову, Дуводас коснулся губами ее лба. Тепло его радости пронизало ледяное дуновение печали, и дрожь пробежала по его телу.

Дароты вернулись.

Вот почему он передумал и решил все же жениться на этой девушке. Только так он мог обеспечить ее безопасность. Теперь, когда он покинет Кордуин, Шира уйдет с ним, и он увезет ее далеко от кровавых опасностей войны.

Поднявшись с постели, Дуводас взял арфу и присел у окна. Пальцы его беспокойно перебирали струны в поисках душевной гармонии. Дуво был почти готов к тому, что потерпит неудачу. Ему припомнилась прогулка с Раналотом по садам Храма Олторов.

— Почему ты вырастил меня, учитель? — спросил тогда Дуво. — Ты же ненавидишь людей.

— Я не ненавижу их, — ответил эльдер. — Я никого не ненавижу.

— Это я понимаю. Но ты ведь сказал, что мы, люди, подобны даротам — прирожденные разрушители.

Раналот согласно кивнул.

— Это так, Дуво, и многие эльдеры не хотели, чтобы среди нас росло дитя твоей расы. Но тебя нашли зимой, в горах, брошенного и одинокого младенца. Я всегда гадал, способен ли человек стать иным, отречься от насилия, которое лежит в его природе, и зла, которое таится в его душе. Потому я и привез тебя сюда. Ты доказал, что такое возможно, и я горжусь тобой. Торжество силы духа над порывами плоти — то, чего эльдеры достигли много веков назад. Мы обрели драгоценнейший дар — душевную гармонию. Теперь ты тоже познал ее и, быть может, передашь этот дар своей расе.