Dominium Mundi. Спаситель мира - Франсуа Баранже

Теперь я знал, что армия нас обнаружила.

Все погибло. Умудрившись нас засечь, они, прежде чем пойти на приступ, схватили идиота, который шарился в двухстах метрах от лагеря.

Мы все умрем! И всё из-за меня!

Подталкиваемый в спину, я прошел – скорее, протащился, спотыкаясь, – метров пятьдесят, потом меня остановили за скальной грядой, где я мог орать сколько душе угодно – в пещерах все равно никто ничего не услышал бы. Не знаю почему, но с меня сняли путы. Подумав, что другого случая не представится, я развернулся, молотя кулаками по тому, кто меня освободил, не разбирая даже, где у него голова. Рука, покрытая углеродно-семтаковыми пластинами, без труда отразила мою жалкую атаку, и знакомый голос насмешливо произнес:

– Ты еще не наловчился обращаться с Т-фарад.

Адреналин, в промышленных количествах выработанный моим мозгом, помешал мне придумать какой-нибудь умный ответ, так что я закричал:

– Давайте, сволочи! Не растягивайте удовольствие, пристрелите меня, и покончим с этим!

Не самое поэтичное высказывание, но на тот момент мне не пришло в голову ничего лучше.

– Не буду же я убивать тебя, Альберик, пока не извинился перед тобой.

Думаю, даже если бы в этот момент на меня обрушилась тонна ледяной воды, эффект был бы меньше.

– Танкред?

* * *

Пейзаж на полной скорости мелькал под истребителем-перехватчиком Н-6 «Одноглазый Сокол».

Лейтенант Аделаида Море-Русан дала самолету такое прозвище из-за небольшой асимметрии в расположении оранжевых заглушек на пусковых установках под крыльями. Дефект изготовления, никак не влияющий на общее функционирование аппарата, но довольно забавный с эстетической точки зрения. Если посмотреть под углом в три четверти, когда кокпит открыт, а нос самолета опущен, казалось, будто перед тобой голова птицы с крючковатым клювом и одним почти закрытым глазом. Одноглазый сокол.

– Одноглазый Сокол контрольной башне, визуальное прочесывание восьмого сектора закончено, никакого следа беглецов, – произнесла она. – Повторяю: визуальное прочесывание восьмого сектора закончено, никакого следа беглецов. Жду распоряжений.

Последние лучи заходящего солнца едва пробивались из-за горных цепей на горизонте, бросая странные зеленые отсветы внутрь кабины. Радио изрыгнуло помехи, после чего прозвучал ответ.

– Принято, Одноглазый Сокол. Начинайте прочесывать девятый сектор.

Аделаида Море-Русан не удержалась от раздраженного жеста; переданный камерой ее кокпита, он был прекрасно виден на экранах контрольной башни.

– Одноглазый Сокол контролю. Подтвердите приказ. Стемнело, и я больше ничего не вижу на земле. Поиск бесполезен. Повторяю, подтвердите…

– Не обсуждать приказы! – пролаял голос в наушниках. – Продолжайте поиск, пока преступники не будут найдены. Отбой!

Не требовалось никакого подтверждения, чтобы понять, кто только что, вопреки всем инструкциям по безопасности полета оттеснив ее персонального диспетчера, говорил по служебному каналу: Роберт де Монтгомери.

Герцог Нормандский собственной персоной прибыл, чтобы проинструктировать трех пилотов, выбранных для этой охоты на человека. Сам факт, что три боевых самолета были сняты с фронта в разгар наступления на столицу, ясно свидетельствовал, какое огромное значение имели беглецы в глазах пэра королевства.

Хотя все в армии крестоносцев знали, что Роберт де Монтгомери однажды уже попытался заполучить голову Танкреда Тарентского, никто не подумал бы, что он не успокоится на достигнутом. Разжалование и лишение всех наград – это и так много, но герцог, по всей видимости, желал большего. К тому же желал так сильно, что не мог допустить, чтобы Танкред уничтожил себя сам. Ибо ни один солдат не сомневался, что экс-лейтенант, сбежав подобным образом, окончательно поставил себя вне НХИ. Каковы бы ни были причины, солдат, дезертирующий из армии во время войны, становится врагом. Однако накануне, посмотрев на герцога во время инструктажа перед заданием, Аделаида подумала, что тот вне себя от ярости, так как Танкред Тарентский умудрился сам выбрать способ угробить свою жизнь, не предоставив врагам возможности этим заняться.

Если бы это зависело только от него, герцог, безусловно, задействовал бы весь состав истребителей, лишь бы унять свою неудовлетворенную жажду мести. Но получил всего три, что само по себе было немало, учитывая ситуацию. Потерянное время, с точки зрения лейтенанта Море-Русан. Если только они не совершат грубейшей ошибки, эту парочку никогда не поймают, а главное, всем глубоко плевать! Пусть дезертируют, если им захотелось, все равно на этой планете им не зажиться!

Теперь, когда стемнело, ей придется вести поиск по приборам. Термические или кинетические датчики, молекулярные детекторы и так далее. Куча суперпродвинутых систем, которые опытные солдаты, вроде этих двоих, прекрасно научились обманывать. В любом случае Роберт де Монтгомери не может до бесконечности использовать в своих явно личных целях армейские ресурсы. Осталось потерпеть еще несколько дней бессмысленного прочесывания пустыни, и она сможет наконец отправиться на фронт.

– Слушаюсь, господин герцог, – обреченно ответила Аделаида Море-Русан, опускаясь с трехсотметровой высоты к поверхности планеты.

* * *

– Я должен был догадаться, что именно тебя они пошлют выполнить эту грязную работенку, – презрительно бросил Альберик. – Самый ретивый из всех солдат! Метавоин со свежеобретенной верой!

Бесшипник на редкость жалко выглядел – дрожащий от холода и такой крошечный рядом с двумя облаченными в «Вейнер-Никовы» солдатами. Танкред отбросил подальше только что перерезанные пластиковые стяжки.

– Заткнись, дурак! – сухо оборвал его Льето. – Сам не знаешь, что несешь!

– Успокойтесь оба! – вмешался Танкред, прежде чем Альберик успел ответить. – Мы не авангард сил быстрого реагирования. На самом деле мы здесь одни.

– Одни? – повторил Альберик. – Вас всего двое? Я знаю, что мы просто дилетанты, но если вы решили, что двух человек будет достаточно, чтобы арестовать сотню, то вы впутались в…

Он умолк, сообразив, что уже сообщил численность группы, его и допрашивать не пришлось.

– Если бы это входило в его намерения, – язвительно возразил Льето, – Танкред и с куда большим количеством справился бы, причем в одиночку. Ты бы лучше послушал, что он скажет, а не кипятился попусту!

Танкред вспомнил, что за все время общения с Альбериком на «Святом Михаиле» Льето всегда вел себя с бесшипником холодно, даже недружелюбно. В отличие от Клоринды, которая принципиально презирала насильно мобилизованных, фламандский солдат, скорее всего, испытывал нечто вроде ревности к дружбе, завязавшейся между двумя мужчинами. Льето заблуждался. Дружба, разделенная с другими, не уменьшается: она прирастает.

– Мы дезертировали.

Для Танкреда ходить вокруг да около означало терять время. Он всегда действовал прямо, насколько это представлялось возможным. Альберик был поражен.