С секундантами и без… Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов - Леонид Аринштейн

Друзьям Лермонтова пришлось преодолеть немало трудностей, прежде чем было получено разрешение на похороны. Духовенство не решалось предать прах земле по христианскому обряду без разрешения властей: убитый на дуэли приравнивался к самоубийцам, которым отпевание не полагалось. Не дал такого разрешения и комендант Пятигорска полковник В. И. Ильяшенков, передав этот вопрос на рассмотрение Следственной комиссии, которая (вероятно, под давлением Траскина) постановила, «что приключившаяся Лермонтову смерть не должна быть причтена к самоубийству» и что Лермонтов может быть погребен «так точно, как в подобном случае камер-юнкер Александр Сергеев Пушкин отпет был в церкви конюшень Императорского Двора в присутствии всего города»[119].

17 июля в конце дня состоялись похороны при стечении всего Пятигорска. «Офицеры несли прах любимого ими товарища до могилы, а слезы множества сопровождавших выразили потерю общую, незаменимую» (воспоминания Н. Ф. Туровского).

Через девять месяцев по просьбе бабушки Лермонтова Е. А. Арсеньевой гроб с телом Лермонтова был перевезен в Тарханы и 23 апреля 1842 г. погребен в фамильном склепе.

Распорядившись о перевозке тела Лермонтова, Глебов отправился к коменданту Ильяшенкову и доложил о случившемся. Он и Мартынов были арестованы в тот же вечер. Наутро арестовали и Васильчикова. Ильяшенков немедленно сообщил о происшествии генералу Граббе и назначил Следственную комиссию в составе: председатель – плац-майор подполковник Ф. Ф. Унтилов (пожилой офицер, Георгиевский кавалер, много лет прослуживший на Кавказе и поплатившийся карьерой за отказ сотрудничать с жандармерией) и три представителя судебных и гражданских властей (М. П. Черепанов, Марушевский, М. М. Ольшанский 2-й). На выводах комиссии сказалось пребывание в Пятигорске Траскина (второго после Граббе лица в военной администрации на Северном Кавказе), который лично беседовал с подследственными, направлял некоторые их ответы и, по-видимому, вмешивался в следствие. По его предписанию в комиссию был введен подполковник корпуса жандармов А. Н. Кушинников, осуществлявший по заданию Бенкендорфа секретный политический надзор за офицерами на Кавказских Водах в период курортного сезона 1841 г. (такая мера практиковалась с 1834 г.); судя по материалам, Кушинников в ход следствия не вмешивался, исправно докладывая о происходящем Бенкендорфу.

Комиссия немедленно приступила к работе: были допрошены Глебов и Васильчиков, после чего члены комиссии вместе с секундантами отправились к месту поединка. Результаты допроса и осмотра местности зафиксированы в «Акте» от 16 июля. В тот же день произведен медицинский осмотр тела Лермонтова лекарем Пятигорского военного госпиталя И. Е. Барклаем-де-Толли. Официальный документ об этом датирован 17 июля. Главным в работе комиссии были допросы участников дуэли, которые не были изолированы друг от друга: Глебов и Васильчиков вместе находились на гауптвахте и интенсивно переписывались с Мартыновым, который содержался в городской тюрьме 17 июля подследственным были предъявлены письменные вопросы, на которые они представили согласованные между собой письменные ответы. Отрабатывая показания, подследственные, как это было показано выше, о многом умалчивали, существенно уклоняясь от истины с целью преуменьшить свою вину. Комиссия удовлетворилась этими показаниями и не подвергла их объективной проверке.

30 июля следствие закончилось, и дело было в тот же день представлено Ильяшенкову, который 11 августа направил его И. П. Хомутову, главе гражданской администрации на Северном Кавказе; последний вернул его Ильяшенкову с указанием передать дело Мартынова и Васильчикова «как лиц гражданского ведомства» в Пятигорский окружной суд. Получив 27 августа указание Хомутова, Ильяшенков уведомил о нем окружной суд, а следственное дело направил 8 сентября генералу Граббе для решения участи Глебова. В сентябре под председательством окружного судьи Папарина начался суд над Мартыновым и Васильчиковым. 13 сентября Мартынову были посланы новые детальные вопросные пункты: суд явно не удовлетворился материалами следствия. Среди прочих ему задали вопрос: «…не было ли употреблено с вашей стороны или секундантов намерения к лишению жизни Лермонтова противных общей вашей цели мер?»[120] Это означало: не было ли нарушения дуэльных правил? Суд, похоже, намеревался всерьез расследовать версию о выстреле в упор в Лермонтова, поднявшего вверх руку с пистолетом.

Между тем еще 4 августа, получив незадолго до того сообщение о дуэли в Пятигорске, Николай I распорядился предать всех троих участников дуэли военному суду «…с тем, чтобы судное дело было окончено немедленно и представлено на конфирмацию [утверждение. – Л. А.] установленным порядком»[121]. В середине сентября распоряжение Николая I (через штабы Головина и Граббе) дошло до Пятигорска и дело передали в военный суд, открывшийся 27 сентября; он не пытался, как окружной суд, разобраться в показаниях подсудимых, а полностью положился на материалы Следственной комиссии. 30 сентября был объявлен приговор: Мартынов признан виновным в «произведении дуэли», приведшей к смерти Лермонтова, и подлежащим по Своду военных постановлений (ч. 5, кн. 1, ст. 392, 393) к «лишению чинов и прав состояния» (л. 130 об.). Такому же наказанию подлежали Глебов и Васильчиков за то, что были секундантами на дуэли и не донесли о ней. Но главный смысл приговора заключался в следующем пункте: «Сей приговор… в присутствии сей комиссии подсудимым объявлен, но, не чиня по нем никакого исполнения, представить оный обще с делом на высшую конфирмацию. Вышеупомянутые подсудимые находятся все неарестованными на свободе» (л. 132).

Дело ушло по инстанциям. Сначала командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал Граббе, а затем командир Отдельного Кавказского корпуса генерал Е. А. Головин смягчили приговор, предложив лишить Мартынова «чина, ордена и написать в солдаты до выслуги без лишения дворянского достоинства», а Глебова и Васильчикова «выдержать… в крепости на гауптвахте один месяц и Глебова перевесть из гвардии в армию тем же чином»[122]. Затем дело ушло в Петербург на «высшую конфирмацию». Генерал-аудитор Ноинский составил по делу обширный и весьма объективный доклад, содержащий сведения о подсудимых, о причине и ходе дуэли, приговор суда и мнения Головина и Граббе о его смягчении. В докладе даже специально подчеркивалось, что острот и шуток Лермонтова, оскорбивших Мартынова, никто, собственно, не слышал. Таким образом, Николай I, которому доклад был представлен 3 января 1842 г., имел возможность более или менее правильно судить о деле и воздать должное убийце и секундантам. Тем не менее он вынес беспрецедентно мягкое решение: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного же советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной тяжелой раны» (л. 167).