Закон Мёрфи в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
— А давай! Там разливают? — он отковырнул неплотно прилегающую кронен-пробку, и буль-буль — жидкость из бутылки полилась в горло директора корпунтка.
Его лицо изменилось буквально на секунду. В глазах промелькнуло какое-то потустороннее выражение, кровь прилила к смуглым щекам… А потом он — глык-глык — сделал еще два больших глотка, отнял бутылку ото рта и яростно и белозубо улыбнулся:
— В печать! Рекомендую на четверг! Отличный материал, отличное предприятие, замечательный директор! — его взгляд метался по моей каморке и наткнулся на электрочайник.
Осторожно пальцем он проверил температуру — холодная, а потом прямо из носика принялся пить воду. Еще бы! Три глотка спирта — залпом!
— Михал Иваныч, а жизнь-то вас помотала, — заметил я.
Он потряс указательным пальцем, а потом, оторвавшись наконец от чайника, сказал хриплым голосом:
— Я спецкором во Вьетнаме, в шестьдесят шестом… И потом — в шестьдесят девятом…
Что ж, это многое объясняло.
— Так материал берете?
— Беру, чего ж не взять. Видно же — люди дело своё знают, специалисты высшего класса. И с чувством юмора! Надо же — "Лечебно-столовая"…
И вышел из кабинета.
Я все-таки решил дойти до Повода. В Минске я ориентировался, честно говоря, средненько: всё-таки отсутствие привычных, пусть и ненавистных, конструкций из стекла и бетона из будущего здорово смазывало картинку белорусской столицы. Потому — я просто взял и купил бумажную карту.
Обиталище странного Тимохиного знакомого, судя по всему, располагалось где-то среди хитросплетений железнодорожных путей — между станцией "Институт культуры" и локомотивным депо. Туда я и направил свои стопы. Благо, нынче с этим было гораздо проще: нашел дырку в заборе и следуй по натоптанным многими сотнями ног тропинкам. Конечно, на картах таких вещей не обозначали, но общее направление я выяснил.
Конец ноября — времечко жуткое. А в промзоне около железной дороги — и тем паче. Грязь, завывающий в проводах ветер, ржавые железяки, исписанные матерными словами бетонные конструкцие, мрачные обшарпанные строения, бродячие собаки… Как путевым рабочим удавалось сохранять оптимизм и грубовато перешучиваться, исполняя свои обязанности в таких условиях — ума не приложу.
К парочке таких матёрых мужиков я и подошел:
— Доброго дня! Подскажите — мне вот СПП-17 найти надо, это что вообще такое? Как добраться?
— А ты чьих будешь? Американский шпиён? — усмехнулся один из них — пожилой и крепкий, как те бетонные шпалы.
— Да не… Я из Дубровицы, в Минске недавно… Там попросили весточку передать уважаемые люди, а как найти человека, кому эта весточка — вот только такой странный адрес. СПП-17, рядом с локомотивным депо.
— Из Дубровицы? — обрадовался второй железнодорожник, тот, который помладше. — А я с Озерщины! Земеля, ты к Поводу наверное?
— Да-да, так и сказал — Повод! — обрадовался я, встретив земляка.
Озерщина — это совсем рядом, километр от нашего райцентра.
— Ну так вон, видишь — трансформаторная будка, за ней — пакгауз, оттуда вдоль забора ржавого, там и будщет твой семнадцатый склад пищевой продукции… Но ты в него не ходи, ты ходи в котельную. Там Повод и обитает. Он такой, с прибабахом слегка, ты стучи громко и говори внятно, а то с ним всякое бывает… Человек с прошлым!
Я поблагодарил мужиков и пошлепал вдоль забора, а за спиной моей послышалось:
— Трепло, ты, Юрец. Какому-то вахлаку сразу взял — и всё рассказал!
— Сам ты вахлак, Митрофаныч! Это земеля мой, дубровицкий! Понимать надо!
Это вообще интересный феномен: там, на малой родине, озерщинские и дубровицкие хлопцы конкурировали и даже враждовали. Да что там — в самой Дубровице район на район ходили, вспомнить то же Болото. Но стоило оказаться нескольким выходцам из одной провинции в крупном городе, как стихийный союз образовывался сам собой: и помогали, и тянули на верх, и прописывали в своих квартирах, наплевав на прошлые предрассудки. Землячество!
Я обходил котельную по кругу, разыскивая вход внутрь. Строение красного кирпича с длинной и тонкой металлической трубой, из которой валил густой, черный, жирный дым выглядело неприветливо. Разбитые окна, заделанные крашеной фанерой, грязные, видавшие виды стены…
— Р-р-раф!!! — заорала на меня вырвавшаяся откуда-то из-под железного вагончика псина.
С испугу я отмахнулся ногой, пнув собаченцию по чему-то мягкому. Зазвенев цепью и обиженно скуля, бдительная стража скрылось снова под металлическим днищем металлоконструкции. Зря это я — псинка была не очень большая, и гавкала больше для порядка, без видимого желания растерзать меня.
— А ну-ка тихо, выхухоль! — вдруг сказал кто-то мне в самое ухо, и я почувствовал некие неприятные холодящие шею ощущения. Это что — мне как в кино нож к горлу приставили? — Ты зачем пёсика тиранишь?
— Испугался, — сказал я. — Мне и сейчас страшновато, если честно.
— А чего это ты такой пуганый? — удивился голос. — Вон какой большой, а пёсика боисся!
— У меня с ними отношения не складываются, — откликнулся я. — Не любят меня пёсики. Вот котики — другое дело. У нас с ними характеры схожие. Вы железячку от меня уберите вашу, она у вас острая. А я Повода ищу.
— Повода? А на что тебе Повод? — я был практически уверен, что это он со мной разговаривает, но настаивать не торопился.
— Так я из Дубровицы приехал, по совету Тимохи Сапуна, который сейчас у Лопатина занимается обратиться к вам решил.
— Хм! — лезвие от моей шеи куда-то делось, и дышать сразу стало намного легче. — И что Лопатин?
— В Федерацию дворового бокса пришел, тренирует пацанов разного возраста… Вот только позавчера у них в ринге стоял, с Сапуном.
— Так ты из бойцов? То-то такой дерганный! Ну, поворачивайся уже, — я обернулся и увидел крепкого еще, жилистого старика.
Гладко выбритый, одетый в простую, но чистую рабочую одежду, он легким движением руки прятал в рукав спецовки что-то весьма напоминающее классическую финку. Хитроватое, морщинистое лицо Повода выражало скорее любопытство, чем агрессию.
— Меня Гера зовут, — сказал я.
— А меня не зовут, ко мне обычно сами все приходят. Чай пить будешь, Гера?
— Буду! У меня с собой есть кое-чего, к чаю…
У меня с собой была пара плиток шоколада "Волейбол" — с цукатами, сушки и пряники. Бутылка тоже была, но черт его знает, этого Повода! Так или иначе — травить меня собаками и тыркать острыми железяками он явно передумал, и мы пошли в его берлогу.
По всей видимости, он и проживал тут, в этой котельной. Целая комнатка с кроватью, столом, четырьмя табуретками, радиоприемником выглядела вполне обжитой. Стены были обклеены газетами, имелась
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!