Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко

Жора подходил ко мне вплотную, заглядывал в глаза, как заглядывают в зрачки человека, перенесшего клиническую смерть, и продолжал наступать:

– Ну, покажи, покажи… И ты веришь этим россказням?!

Я верил. Я вполне мог допустить, что ДНК может храниться в клетках человека, помещенного в такие условия, при которых ее свойства сохраняются длительные промежутки времени наилучшим образом. Какие свойства? Те, что обеспечивают все проявления его жизни. Это как спора человека. Изучить эти условия, научиться управлять – было бы верхом желаний каждого исследователя.

– Человек – хранилище ДНК! Ну, ты, брат, загнул. – Жора не давал мне проходу. – Ты в своем уме?

Я верил, что клон и вечность – близнецы-братья. Создавая условия существования отдельных клеток, органов или целого организма, можно научиться управлять вечностью. Такова сила власти гена. Я понимал, что эта цель эфемерна и в продолжение наших жизней – недостижима. Но направление поиска и вектор устремлений, считал я, были выбраны верные: колодец копать нужно здесь. Хранилищем ДНК является не только человек, но и все формы жизни – от вируса до каждого самого что ни на есть жалкого и ничтожного Homo. И аж до Иисуса Христа, Человека совершенного – Homo perfectus! Ибо кто же, как не Иисус Христос, способен оплодотворить человечество Совершенством?!!

– И вот наука, а не глаз или ухо, не зуб или палец – на-у-ка, слышишь?! должна стать инструментом…

– Ну за-ачем, – возражал Вит, просто давясь собственными словами, – за-ачем простому человеку твоя наука? Он же, ну-у…

– Что «ну-у»?..

– Ну-у туп!..

– Наука, – зло прерывал Вита Жора, – это инструмент и аппарат веры человека. Пойми: без нее человек слеп. Без нее он теленок и раб. Раз уж Бог дал человеку науку для изучения самое себя и природы, глупо от нее отказываться.

Все это Вит знал и без Жоры, но Жора еще раз ткнул Вита лицом в грязь, чтобы тот не задавал своих дурацких вопросов. Время от времени Жора поступал так с каждым, кто покушался на его, Жорино, предназначение.

– При чем тут твой Ho-omo perfectus?!

– При том!..

– Кофе хотите? – вторгалась в разговор Юлия, чтобы остудить наши головы.

А тем временем в стране начался переполох. Этот лысеющий меченый пятноголовый Homo, пересевший с кресла комбайна на трон царя, дал-таки жару всем. Надо же быть таким подслеповатым!..

А к нам со стороны генералитета страны пропал всякий интерес. О нас попросту все забыли, мы стали просто изгоями. Генеральская, так сказать, неопека давала о себе знать…

У каждой вещи, как и у всего живого, есть свое поле, некий эфир, который обладает способностью помнить все о себе и о своем окружении.

– А Эйнштейн говорил…

– Эйнштейн ошибался. Память вещей еще недостаточно изучена современной наукой. Правда, уже появились сведения о памяти воды и камней… Не говоря уж о памяти растений и животных, кур, дельфинов, собак, памяти, которую человек тут же стал эксплуатировать для достижения своих прагматических целей. Биополе можно изучать в различных экспериментальных условиях, влиять на его состояние, управлять им. Вокруг этого много споров, тем не менее факт его существования установлен. Кто видел ауру, тот помнит ее фантасмагорическое очарование. Говорят, таким золотисто-бежевым сиянием была обрамлена голова Иисуса Христа и его апостолов. Потом ее видели и у других святых. Оно есть у каждого человека, но выражено, разумеется, у всех по разному. В зависимости от уровня святости. Чем дальше живет человечество, тем меньше света над его головой. Биополе – один из самых привлекательных фактов, которым должны заняться ученые для улучшения породы людей.

– Природы, – говорит Лена.

– Именно: по-ро-ды… Вещи тоже живые. И у каждой есть душа, и у каждой есть память. Поэтому с ними нужно жить в дружбе. Почему нам так дорого фамильное серебро и золотой медальончик бабушки? Ведь не потому, что они из серебра или золота, нет. Потому что у нас с ними души родственны. И их память всегда можно восстановить, реструктурировать.

– Ерунда какая-то, чушь собачья…

Лена не верит в эти сказки.

– Если бы вдруг удалось собрать воедино все памяти, которые существовали на этой планета – это и была бы настоящая история земли. Самая живая и, главное, – самая правдивая. И все мудрствующие историки сели бы в калошу. Ведь то, что они выдают за истину, совсем не то, что было и есть на самом деле. И истории наплевать на то, что пишут историки.

– Ясное дело, – соглашается Лена.

– Я не сказал – я прекрасно вижу ауру людей без всяких там специальных устройств и условий, а прибор необходим как генератор. С его помощью можно не только проявлять свойства ауры, но и восстанавливать поле по памяти вещей. Это обнаружилось совершенно случайно, но случай всегда на стороне настойчивых и усердных. Ведь кто никуда не плывет, тому не бывает и попутного ветра. Прежде, чем изучать свойства биополя, мы потратили уйму времени на создание прибора, с помощью которого можно любую вещь превратить в цифровой образ и читать этот образ, как детектив Сименона.

– Биополе, – сказал как-то Жора, – должно стать «Молодой девственницей, предающейся самой с собой содомскому греху при помощи рогов собственного целомудрия», а не «Черным квадратом».

– Да уж, – говорит Лена, – твой Жора чем-то смахивает на Сальвадора Дали.

– Разве только на Дали?

На самом же деле я так не думал. Как раз, думал я, «Черный квадрат» наиболее полно олицетворяет Его биополе, да-да, именно «Черный квадрат» – совершенная беспредметность, только дух, только бесконечный дух…

Как-то вечером, я сидел в лаборатории в полном отчаянии. Мне не удавалось получить идеальное биополе Ульянова-Ленина лишь по той причине, что я не был уверен в подлинности музейных экспонатов, принадлежащих ему в разное время. В наших музеях, как оказалось, так много фальшивок! Большая часть экспонатов являются подделками, подлинники же украдены и проданы или хранятся где-нибудь в частных коллекциях. Я исколесил всю Москву в поисках всего, что хоть как-то было связано с Лениным. Пальто, костюмы, рубашки, жилетки… У меня был набор галстуков, носки и подтяжки, ручки, расчески, ножи и ложки, были книги и тетради, письма, приказы, даже любовные записки и наволочки. А какие я добыл прекрасные черные ботинки с коричневыми шнурками! Что из всего этого багажа было подлинным, а что подделкой? Кто мог знать, в каких очках вождь работал по ночам и какими зубными щетками пользовался? А кепка, его пресловутая вездесущая кепка! Или красный шелковый бант!..

– Ты собираешься на блошиный рынок? – шутила Юля.

Разумеется, из всего перечисленного у меня настоящей, так сказать, «живой» была только английская булавка, которую можно было видеть, о которую можно было уколоть палец или с помощью которой вытащить занозу. Я украл ее у какого-то старика, лично знавшего Ленина и ни за какие деньги не соглашавшегося мне ее продать. Украл в надежде вскоре вернуть, но он неожиданно умер. Куда было девать эту драгоценную революционную реликвию? Я и хранил ее у себя. Итак, у меня настоящей была только булавка, все остальное существовало как поле. Мы притащили к себе генератор…