Летучий голландец - Эрик МакКормак

Рейчел сделала знак Томасу.

– Принеси фотографию, – сказала она.

Томас подошел к буфету в столовой и взял фотографию в серебряной рамке. Принес ее в библиотеку и подал Роуленду; тот долго ее изучал.

Фотографию старым ящичным аппаратом на заднем дворе дома сделала сама Рейчел. Мужчина с коротко стриженными светлыми волосами стоял, глядя прямо в объектив и широко улыбаясь. На руках он держал ребенка – Томаса. День был жаркий, ярко светило солнце; рукава у мужчины были закатаны, открывая мускулистые руки.

– Да-да, – сказал наконец Роуленд, глядя на Рейчел.

– Значит, ты его помнишь? – выдохнула она.

– Конечно, помню, – сказал он.

– Он просто однажды явился в мой дом. То был самый лучший день моей жизни, – нежно сказала она.

Роуленд снова посмотрел на фотографию, потом на нее.

– Томас сказал, он умер?

– Его убили на войне, – сказала она. – Мы были вместе два года. Мы были очень, очень счастливы.

– Я этому рад, – сказал Роуленд. – Расскажи.

И Рейчел рассказала ему обо всем, с любовью, ничего не упуская – даже о том последнем утре, когда пришла роковая телеграмма, разбившая ей сердце.

– Я очень тебе сочувствую, – сказал он. – Как давно это было… Я часто думал о нем. Мне было любопытно, что произошло тогда: приехал ли он к тебе, получилось ли из этого что-нибудь. Рейчел привстала в кресле.

– А теперь, Роуленд, – сказала она, – я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что ты о нем знаешь. Все, каждую мелочь. Поэтому я и послала Томаса за тобой.

Роуленд удивленно поднял брови.

– Что я знаю о нем? – спросил он. – О чем ты? Что я могу знать, чего не знаешь ты? Я был знаком с ним всего несколько недель. А вы были знакомы два года.

– Нет же, я ничего о нем не знаю! – воскликнула Рейчел. Кошка испугалась, спрыгнула с ее коленей и опять выбежала из библиотеки. – Неужели ты не понимаешь? – сказала Рейчел. – Я никогда его ни о чем не спрашивала. Даже когда он хотел рассказать мне, я не разрешала. Таков был уговор. А потом его убили на войне, и было уже слишком поздно. – Она смотрела на Роуленда с мольбой. – Много лет я думала, что это не имеет значения. А теперь я должна знать. Прошу тебя, постарайся вспомнить!

– Ты серьезно? – спросил Роуленд. – Ты в самом деле ничего о нем не знаешь?

– Нет, – сказала Рейчел. – Я не знаю даже его настоящего имени. – Она горестно покачала головой. – А ты знаешь? Хотя бы его имя? – В ее голосе было столько надежды, будто ответа даже на этот вопрос было бы достаточно. – Ты помнишь его?

– Конечно, помню, – сказал Роуленд, посмотрев на фотографию и снова подняв глаза на Рейчел. – Его звали Уилл. Уилл Драммонд.

Рейчел откинулась в кресле и закрыла глаза.

– Уилл Драммонд, – сказала она. И несколько раз повторила это имя, обретая его, размышляя над ним. Она снова и снова мягко выговаривала эти слова, точно пыталась восполнить все упущенное время, когда она не произносила этого имени. Потом снова открыла глаза.

– А теперь, Роуленд, – сказала она, – расскажи мне, как ты с ним познакомился. Расскажи мне все.

– Это было так давно…

– Мы никуда не спешим, – сказала Рейчел. – Просто начни с начала и расскажи нам все, что сможешь вспомнить.

– Да, я постараюсь. – Роуленд на минуту задумался. – Сейчас. Я поехал выполнить кое-какую работу в Британском музее. Помнишь? Это был последний раз, когда мы виделись.

– Как я могла это забыть? – сказала она без всякой иронии.

Он улыбнулся и продолжил:

– Я помогал составлять каталог находок Сирийской экспедиции…

После месяца изнурительной работы Роуленду пришла пора возвращаться домой. Он не очень этого хотел – дома нужно было что-то решать. К тому же в тот год часто случались забастовки, и корабль, на который он купил билет, застрял в доках Ливерпуля. Поэтому Роуленду пришлось ехать дальше на север, в Шотландию, где он все-таки смог сесть на корабль.

На поезде до Глазго пассажиров было немного, и вскоре Роуленд выяснил, почему. Поезд, казалось, останавливался на каждом полустанке. Это не беспокоило Роуленда – он мог в тишине работать над своими записями. В любом случае, раньше он никогда так не путешествовал, и ему больше нравилось смотреть на дикие вересковые пустоши, чем видеть только закопченное окно купе.

Когда поезд пересек границу, он попал в район древних гор, изношенных вечностью настолько, что они превратились в невысокие холмы. Через час поезд подошел к маленькому городку; на стене вокзала виднелась надпись – «Мюиртон». Было ясно, что улица рядом с вокзалом – центральная: типичный ряд серых домов под серым небом; банк, церковь, единственный магазин, кафе и гостиница.

Роуленд не мог не заметить, что примерно из дюжины людей, идущих по улице, несколько мужчин сильно хромали. Одному даже пришлось помогать взойти по ступенькам в кафе.

Пока Роуленд смотрел в окно, в купе вошел хорошо сложенный человек с сумкой, висевшей на широком плече. У него было лицо со следами многочисленных драк. Мужчина бросил сумку на полку и уселся в дальнем углу. Роуленд подумал, что он из Мюиртона, и хотел спросить его о хромых. Но человек показался ему не слишком дружелюбным; и едва Роуленд посмотрел на него и собрался заговорить, тот закрыл глаза, как бы заснув. Вскоре появился проводник, и Роуленд спросил его о хромых людях.

Проводник, похоже, удивился тому, что Роуленд об этом не знает.

– Вы не знаете, что Мюиртон – город одноногих мужчин? – спросил он. Судя по всему, проводник обрадовался, что об этом кому-то можно рассказать. – Это случилось десять лет назад. Подъемник вез вниз большую группу шахтеров. Трос оборвался, и подъемник упал на дно ствола; говорят, на глубину в тысячу футов. Когда подъемник начал падать, все шахтеры проделали стандартную процедуру по правилам техники безопасности. Вот так. – Проводник показал Роуленду, как это делается: дотянувшись до края багажной полки, схватился за нее правой рукой, при этом подняв правую ногу с пола. После чего продолжил рассказ. – Когда они ударились о дно, нога, на которой они стояли, разбилась. – Он ударил кулаком правой руки по левой ладони. – Но это спасло им жизнь. Им всем сделали деревянные ноги. – Проводник улыбнулся Роуленду, довольный тем, что его слушают. – Неместные обычно замечают хромых мужчин, когда мы останавливаемся в Мюиртоне.

Как раз в этот момент один из хромых вошел на вокзал и заковылял к окошечку кассы.

– Видите? – сказал проводник. – Посмотрите на его ботинки.

Хромой оперся на окошко, весело болтая со служащим. Роуленд увидел, что один из его черных ботинок – правый – поношен и сбит, а на левом нет ни царапины.