Мойте руки перед бедой - Андрей Бронников

Прошло уже достаточно времени, чтобы Боссель задумался над тем, что последует дальше? С какой целью подвальный невидимка привёл его к власти? Как и кому придется за все это отвечать? Так что при всём внешнем благополучии, Верховный целитель чувствовал себя достаточно напряженно, и чем дальше, тем тревожнее становилось у него на душе.

У Босселя была мечта, а теперь её не стало. Остался только страх, который Алексей заглушал жестокостью и деспотизмом. Только так он мог спрятать внутреннюю слабость и неуверенность от постороннего взгляда.

Вдруг где-то на втором этаже бешено завыл баян Сергея Ильича, и раздалась разудалая частушка:

Пароход идёт

Волны кольцами

Будем рыбку кормить

Комсомольцами!

Затем послышался дикий топот. Это пьяный Полковник после исполнения очередного куплета, принялся бешено танцевать. Он и не знал, что это были частушки собранные среди народа ещё в 1932 году редакцией газеты «Большевистская смена» на Кубани.

Сергей Ильич не удержался в глубокой присядке и упал на бок, но музыкальный инструмент из рук не выпустил. Он был действительно виртуозным музыкантом и лёжа, продолжил пение, аккомпанируя себе на баяне:

Троцкий едет на свинье,

А Ленин на собаке.

Вся деревня испугалась,

Думала – казаки!!

Сергей Ильич попытался подняться, продолжая игру, но в результате музыкальный инструмент вырвался из рук, возмущенно заохал и умолк. Перестал петь и любитель народного творчества, но шума меньше не стало. Полковник громко кряхтел, орал, пытаясь подняться. Подбежавшие патрульные тащили его под руки, роняли, а подопечный грязно ругался на них, на старую власть и на нового руководителя.

Возмущённый музыкант начал драться, и тогда охранникам ничего не оставалось сделать, как попытаться скрутить буяна. Потасовка становилась всё более яростной и шумной.

Больные в палатах энергично заскрипели кроватями. Проснулся и Алексей Савельевич. Он быстро сел на кровати. Сердце его бешено колотилось. Боссель взял тонометр с прикроватной тумбочки и смерил давление. Пульс превышал сто ударов в минуту, а давление и вовсе зашкаливало. Однако доктора Верховный целитель вызывать не стал. Он их боялся. Тело ещё помнило убийственное состояние после аминазиновых уколов.

Алексей Савельевич достал из-под подушки таблетку и сунул её под язык. Одышка мучила его. Больничный гений, окончательно отошедши от сна, опустил голову под кровать и пошарил рукой. Там горой валялись японские маски театра «Но».

Боссель достал некоторые из них, поочередно примерил, наконец, выбрал «Тюдзё» – молодого аристократа. Алексей Савельевич решил, что и в одиночестве надо оставаться вельможей. Не включая лампу, он поднялся с кровати и двинулся в сторону туалета.

Лунный свет врывался в комнату, пожирая мрак ночи, но серебро лучей искажало предметы. Экран импортного телевизора показался ему чёрной дырой в иной мир на фоне сверкающих динамиков, а торшер напоминал виселицу. Собственная тень на освещенном квадрате пола ввергла главного врача в ступор и обожгла сердце адреналиновой волной ужаса. Придя в себя, больничный вождь в два прыжка достиг дверей санузла, включил свет и закрылся внутри. Теперь можно было спокойно отдышаться.

Алексей Савельевич был здесь едва ли не впервые, ведь он пользовался туалетом в подвале. Окружение нового руководителя теперь не удивлялось странной привычке начальника и считало это проявлением демократичности. Даже ночью в случае необходимости Алексей вызывал сопровождающую охрану и спускался вниз.

Санузел в личных покоях главврача по сравнению с подвальным оказался настоящей роскошью. Больничный вождь с интересом осмотрелся. Глубокая акриловая ванна, биде и писсуар удивили Босю своей идеальной белизной. Полупрозрачная раковина из зеленого стекла и золотистый смеситель подчеркивали изысканность дизайна. Такой же золотистый потолок удачно гармонировал с малахитовой плиткой, которой были отделаны пол и стены.

Алексей Савельевич посмотрелся в огромное зеркало, опорожнил мочевой пузырь в унитаз и спустил воду. Затем с удовлетворением подтянул штаны пижамы и принялся внимательно изучать бутылочки и пузырьки с косметическими принадлежностями. Гений от медицинского учреждения долго всматривался в зеркальной чистоты зелёную керамическую стену, подышал на неё и протер рукавом. Восхищенно покачал головой и продолжил изучение санузла.

Боссель подергал ручку запертой двери, которая очевидно вела в чулан, но таковая не поддавалась. Алексей Савельевич заинтересованно хмыкнул и вынул несколько ключей из пижамного кармана. Главный врач несколько штук постоянно таскал при себе. В первую очередь это были ключи от подвала, но ещё два были неизвестно от чего. Именно поэтому Бося держал их при себе и время от времени пытался найти им применение, но до настоящего момента ключи не подходили ни к одной из дверей.

Алексей Савельевич сунул ключ в замочную скважину. Тот легко вошел и тут же провернулся, а дверь подалась в темноту помещения. Боссель рефлекторно сделал шаг и вдруг увидел метнувшуюся тень. От страха он хотел было закрыть дверь, но не удержался, ввалился внутрь, упал лицом вниз и в ужасе закричал.

Тьма надвигалась на отступающее солнце. Ночная мгла холодной волной накрывала посёлок, а вместе с ней безумие врывалось в окна корпусов больницы. Теперь так было всегда. С наступлением темноты, обитатели окончательно теряли рассудок.

Буйные метались в своих постелях, привязанные толстыми жгутами к железным кроватям, черные провалы их беззубых ртов изрыгали крики и брань. Навязчивые идеи параноиков становились осязаемой реальностью, подвигая последних к спонтанным и беспорядочным действиям, шизофреники с пеной у рта яростно вели дебаты с невидимыми собеседниками.

Самые изощрённые фобии в полночь покрывались волчьей шерстью, а глаза наливались кровью. Страхи, принимая крысиную сущность, выбирались из своих нор в тёмных и сырых подвалах. Стоны, дикие вопли и кликушеские выкрики стояли над больничными корпусами. Им подвывали псы всей округи. Лишь с рассветом всеобщее безумие растворялось первыми лучами солнца. Всё сущее успокаивалось, замирало, засыпало; приходил день, больница оживала, появлялись врачи, жизнь приходила в нормальное русло.

Многие обитатели ложились спать только тогда, когда в коридоре начиналась смена больницеармейцев (так теперь стали называть охранников), и раздавались шаги первых больных, спешивших реализовать талоны на посещение санузла.

Свистунов и Тимофей Иванович не спали по ночам вовсе. Теперь они всегда проводили темное время суток за разговорами. Ночная вакханалия пугала их по разным причинам, но результат был один – страх, а, как известно, самый лучший способ отвлечь друг друга от тяжких мыслей это интересная беседа.

Свет полнолуния, рассеянный серой краской, которой были замалёваны окна, слабо освещал палату. Тимофей Иванович сидел на своей кровати, Свистунов расположился напротив него на табурете. Их лица едва озарялись пламенем свечи, которая стояла в блюдце на полу, по обыкновению прикрытая от постороннего взгляда распахнутой дверцей тумбочки. Таракан Аркадий чутко дремал рядышком с импровизированным подсвечником, согретый теплотой трепещущего пламени.