Элеанор Олифант в полном порядке - Гейл Ханимен

– А у тебя есть план на следующие десять лет? – спросила я.

Это казалось маловероятным.

– Не-а, – с улыбкой ответил он. – А у кого есть? Я имею в виду, среди нормальных людей.

Я пожала плечами и сказала:

– Честно говоря, я не уверена, что знаю хотя бы одного нормального человека.

– Ничего, я не обижаюсь, Элеанор, – засмеялся он.

Я мысленно взвесила его слова и поняла, что он подразумевал.

– Извини, Рэймонд, я не хотела тебя обидеть, – сказала я.

– Не говори глупостей, – ответил он и махнул официанту, чтобы принес счет, – так когда тебе нужно решить по поводу новой должности? Думаю, тебе надо соглашаться, чего бы это ни стоило. Кто не рискует, да? К тому же, мне кажется, что из тебя получится замечательный офис-менеджер.

Я посмотрела на него, ожидая дополнительных замечаний или язвительного комментария, но, к моему удивлению, ничего из этого не последовало. Он достал кошелек и оплатил счет. Я яростно запротестовала, но он решительно помешал мне внести мою долю.

– Ты взяла только кофе и булочку, – с улыбкой сказал он, – когда получишь первую зарплату в должности офис-менеджера, можешь угостить меня ланчем.

Я поблагодарила его. Никто никогда еще не оплачивал мне обед. Было очень приятно, что другой человек добровольно понес расходы от моего имени, ничего не ожидая взамен.

Обеденный перерыв закончился, когда мы вошли в офис, так что мы быстро попрощались и пошли каждый в свой отдел. Впервые за девять лет я обедала не одна, не решила кроссворд, но меня это, самым удивительным образом, совсем не беспокоило. Возможно, я решу его вечером. Может, я даже не возьмусь за него, а сразу выброшу газету. Как сказал Рэймонд, мир полон безграничных возможностей. Я вошла в почтовую программу и написала ему сообщение:

Я подумала, что в сокращении имен есть определенный смысл. В конце концов, и так ясно, кто и к кому обращается. Он тут же ответил:

В последнее время моя жизнь стремительно неслась вперед, образуя вихри возможностей. Во второй половине дня я даже ни разу не вспомнила о музыканте. Зайдя в свой компьютер, я занялась поиском заведения для рождественского обеда. Это будет примечательное событие, решила я. Оно будет непохоже на все предыдущие корпоративы. Представлялось очень важным избежать любых повторений и клише. Я сделаю что-то особенное, что-то, что удивит коллег, доставит им огромное удовольствие и превзойдет все ожидания. Это будет непросто. С уверенностью я знала только одно: основой мероприятия станет выделенный Бобом бюджет в размере десяти фунтов на человека и скидываться дополнительно никому не придется. Меня до сих пор возмущали денежные выплаты, которые я была вынуждена совершать в последние несколько лет, чтобы в последнюю пятницу перед двадцать пятым декабря ужасно провести время в ужасном заведении с ужасными людьми.

В конце концов, разве это так трудно? Рэймонд очень ободрил меня во время ланча. Если я была способна продекламировать «Энеиду», если научилась писать макросы в «Экселе», если в последние девять лет могла в полном одиночестве праздновать свой день рождения, Рождество и Новый год, то и роскошный праздничный ужин на тридцать персон с бюджетом в десять фунтов на каждого организую без труда.

Утро субботы прошло в мареве домашних дел. Чтобы защитить руки, я стала носить резиновые перчатки – они выглядели безобразно, но помогали. Впрочем, их уродливый вид не был важен, ведь меня все равно никто не видел.

Убирая завалы, оставшиеся после минувшего вечера, я заметила, что не употребила привычный объем водки – бутылка «Смирнофф» была заполнена больше чем наполовину. Памятуя о том, что на вечеринке Лауры я повела себя не комильфо, я положила бутылку в пакет из супермаркета «Теско», чтобы вечером подарить Киту. Я задумалась, что еще стоит принести. Цветы, на мой взгляд, не годились – что ни говори, а они все же символ любви. Заглянув в холодильник, я нашла упаковку нарезанного тонкими ломтиками сыра и тоже сунула ее в пакет. Все мужчины любят сыр.

На ближайшую к месту вечеринки загородную станцию я прибыла на пять минут раньше назначенного. Mirabile dictu[8], Рэймонд уже был на месте! Он помахал мне, я помахала в ответ. Мы направились к гольф-клубу. Рэймонд шел быстро, и я начала волноваться, что в новых ботильонах не смогу за ним поспеть. Потом увидела, что он мельком взглянул на меня и замедлил шаг, чтобы идти вровень со мной. Я осознала, что подобные незначительные знаки внимания – то, как его мать, хотя я ее об этом не просила, налила мне после ужина чашечку чая, не забыв, что я пью его без сахара; то, как Лаура положила на блюдце два печенья, когда в своем салоне принесла мне кофе, – могут значить очень много. Интересно, каково это – оказывать мелкие услуги другим людям? Я не смогла вспомнить. Да, в прошлом я тоже старалась быть доброй, старалась заботиться, я знаю, что старалась, но это было раньше. Я пыталась, но потерпела поражение, в результате для меня все было потеряно. И мне некого в этом винить, кроме самой себя.

За городом было тихо; пейзаж простилался до горизонта, и ни многоэтажные дома, ни высотки с офисами не заслоняли отдаленные холмы. Струился ласковый мягкий свет второй половины лета; вечер казался нежным и хрупким. Мы шли в тишине, такой, которую не было необходимости нарушать.

Мне даже стало грустно, когда мы очутились перед приземистым белым зданием. Сумерки уже начинали сгущаться, и луна и солнце стояли высоко в небе цвета розового миндаля с золотыми вспышками. Бросая вызов грядущей ночи, пели птицы, кружа над лужайками длинными, неровными петлями. Пахло травой, цветами и землей; волос и кожи касалось теплое, сладковатое дыхание уходящего дня. Мне хотелось попросить Рэймонда вот так идти и идти, не останавливаясь, по колышущейся траве до тех пор, пока птицы не умолкнут и не уснут в своих гнездах, пока путь нам не будут освещать одни лишь звезды. Мне почти показалось, что он и сам мог бы это предложить.

Дверь дома распахнулась, из нее выбежали трое ребятишек, громко хохоча. Один из них размахивал пластмассовым мечом.

– Вот мы и пришли, – тихо сказал Рэймонд.

* * *

Для общественных мероприятий заведение казалось странным выбором. В коридорах повсюду висели доски объявлений, усеянные совершенно непонятными сообщениями. На огромной деревянной панели в конце холла значился длинный перечень мужских имен, начиная с 1924 года. Последним в нем, датируясь годом нынешним, самым непонятным образом шел доктор Терри Берри[9]. Интерьер представлял собой смесь казенного стиля (с которым я была хорошо знакома) и старомодного домашнего – мерзкие узорчатые занавески, истоптанные полы, покрывшиеся слоем пыли сухие букеты в вазах.