Победный ветер, ясный день - Виктория Платова

— Мою девушку? — Владелец обломков яхты подтеркровь под носом и уставился на Лену. И слезы, забуксовавшие на его лице, тожеуставились, застыли в изумлении. — Мою девушку? Если бы.., да вы знаете,кто это?! Это… Это…

Он запнулся на полуслове и принялся раскачиваться из стороныв сторону, прикрыв глаза и что-то бормоча. А из наушников, соскочивших на шеюбедолаги, чуть приглушенно неслось:

Где-то есть город, тихий, как сон,

Пылью тягучей по грудь занесен.

В медленной речке вода как стекло.

Где-то есть город, в котором тепло.

Наше далекое детство там прошло.

— Подождите, — Лена недоверчиво улыбнулась, ужслишком нелепым показалось ей собственное предположение. — Это… Она? Внаушниках?

Жертва наезда заскрежетала зубами.

— И вы везли ей яхту?

Скрежет усилился.

— А зачем ей ваша яхта? — Черт, надо быостановиться, учитывая тяжелое физическое и психическое состояние жертвы.

Но остановиться Лена уже не могла. — Что она будетделать с яхтой? На шкаф поставит?

— Вы не понимаете. Это подарок. От всего сердца. А-а,что говорить!

С подобным дикорастущим фанатизмом Лена не сталкиваласьникогда. Да и предмет обожания!.. С другой стороны, ее и саму пучило отАльфреда Шнитке и Софьи Губайдуллиной, да и от безмозглых и безголосыхэстрадных выхухолей тоже. А тут «пам-пам-пам-па-ра-ру-пам-пам, в нашем домепоявился замечательный сосед». Очень миленько, хотя и безнадежно устарело. Затовелосипедиста-судомоделиста не причислишь к старикам. Нет, он стоил того, чтобыприглядеться к нему повнимательнее.

На вид несчастному фанату было никак не больше тридцати.Возраст солидный, чтобы бросить дурить и заняться делом более серьезным, чемизготовление моделей яхт. И езда на велосипеде по опасным участкам трассы. Даеще в костюме с галстуком!

Только теперь Лена обратила внимание, что велосипедист былоблачен в стиляжий костюмчик времен раннего триумфа «Битлз».

Картину довершали узкий, сбившийся набок галстук иостроносые ботинки. Все это, перепачканное в земле и травяном соке, представлялособой жалкое зрелище. Сам же велосипедист был коротко пострижен, большеголов,круглолиц и круглоглаз. Из таких большеголовых и круглоглазых получаютсяхорошие отцы и плохие любовники. И ничего-то особенного в них нет, кроме ихпридурочных хобби. Вот и этот… Лена вдруг с удивлением обнаружила, что в нейподнимается глухая злость на стилягу-велосипедиста. Мало того, что он испугалее до смерти и заставил (пусть на очень короткое время) поверить в то, что онаубийца. Так еще и выскочил со своим велосипедом, как дурак из конопли. А теперьеще и компенсации потребует или, чего доброго, по судам ее затаскает. А наездна человека — это статья…

— Вы простите меня, ради бога, молодой человек… Я дажене знаю, как это произошло… У меня сегодня очень тяжелый день. Умерла подруга.Я еду из Ломоносова, из морга…

Это была правда, но не вся. Смерть Афы больно ранила ее, носовсем не так больно, как смерть Романа Валевского. В Афиной гибели было что-тоустало-обыденное, смерть же Валевского казалась потрясением основ. И в то жевремя — грандиозным обманом, цирковым трюком. Он пообещал ей ночь и не сдержалобещания. Афа же ничего и никогда не обещала, но по первой просьбе ссужаладеньги. Лена до сих пор должна была ей сто рублей. Но если бы ей самой, Лене,пришлось решать, кому умереть, а кому остаться жить… Еще неизвестно… Именно этигаденькие мысли Лена и пыталась отогнать от себя весь сегодняшний день.

— И этот бензовоз… Он вылетел прямо на меня…

Велосипедист, казалось, даже не слушал ее сбивчивого лепета.Он все крепче и крепче прижимал к себе изуродованный корпус. И судорожнопоглаживал медное название.

— Я заплачу вам… За разбитую модель…

Сколько это может стоить?

Если он заломит цену и начнет шантажировать ее судебнымразбирательством — придется продавать дедушку. Это последнее, что у нееосталось. Одна рама от дедушки может вытянуть долларов на двести — двестипятьдесят. Господи, только бы рамой и обошлось! А если он отправится вбольницу, а если он, не дай бог, что-нибудь себе повредил? Хотя; чемуповреждаться, и так все давно повреждено… Господи, как не хочется в тюрьмуиз-за какого-то фанатика, как не хочется… Господи, если пронесет, клянусьбольше никогда, никогда не садиться за руль…

— Как вы себя чувствуете, молодой человек?

— Уходите, — прошептал он, все еще сжимая тельцеяхты.

— То есть как это — уходите? — опешила Лена.

— Уходите. Убирайтесь. Садитесь на .свою тачку ипроваливайте отсюда…

— Я не могу… Я не могу оставить вас здесь одного. Втаком состоянии…

— А я не могу вас больше видеть. Вы уберетесь или нет?

Велосипедист закрыл глаза, давая понять, что разговорзакончен. Но вместо того чтобы уйти, Лена уселась на траву рядом с ним. Оттаких бескорыстных фанатов с бескорыстными яхтами можно ожидать чего угодно.Если она даст сейчас слабину и отчалит, то уже ничто не помешает велосипедистув самый последний момент открыть глаза и запомнить номер ее машины. А потом онстукнет куда следует, что преступница бежала с места происшествия, не оказавпострадавшему первой доврачебной помощи. Нет уж, дудки-с! , — Вы еще здесь? —спросил велосипедист, не открывая глаз.

— Здесь, — подтвердила Лена. — И я с места несдвинусь, хоть вы меня на части режьте!

Больше коротко стриженный стиляга неудовольствия невыказывал и признаков жизни не подавал. Ссадина на лбу трансформировалась вшишку, но хотя бы перестала кровоточить. Грязь на коленях и на полах пиджакаподсыхала. И, когда она подсохла совсем, Лена не выдержала.

— Послушайте, мы же не можем сидеть тут вечность. Этопросто глупо! Внешне вы вроде бы не сильно пострадали, но кто знает… Можетбыть, доберемся до ближайшего травмпункта? Или до больницы. — Господи, нукто тянет ее за язык?! — В Ломоносове вполне приличная больница… Как васзовут?

— Гурий, — машинально произнес он.

Надо же. Гурий! Забавное имя, хотя оно и идет вразрез сузким галстуком. В любом случае он пошел на контакт, и теперь надо закрепитьуспех.

— А меня Лена. Вот и познакомились, — сказалаЛена. Преувеличенно бодрым тоном сиделки при тихопомешанном.

— Да уж. Познакомились…

— Голова не болит? Руки-ноги целы?

Подвигайте-ка ими!

Гурий действительно принялся двигать руками и ногами. И дажечересчур активно. Не глядя на Лену, он поднялся с земли, сложил бренные останкисуденышка в бренные останки коробки, пнул ногой бесполезный теперь велосипед ина несколько секунд задумался. Уносить нужно было что-то одно: или целехонькийвелосипед (не считая убитого заднего колеса, перекосившегося седла и слегкапогнутой рамы). Или коробку с мощами яхты. Лена поставила одну символическуюу.е. на коробку. И выиграла сама у себя. Гурий и вправду оказалсятихопомешанным. Но смотреть, как он, прихрамывая, движется в сторонуЛомоносова, было выше ее сил.