История испанской инквизиции - Самуил Лозинский

Инквизиция, считая магов еретиками, не соглашалась на реформу маркиза Помбаля, предложившего в 1774 году объявить всех магов и вообще людей, считающих себя в силе изменять «непреложные законы природы, установленные Богом», простыми обманщиками, сознательно вводящими других в заблуждение. Этих обманщиков Помбаль предлагал наказывать очень сурово, но при этом в приговорах не перечислять их чудеса, чтобы никто не допускал мысли, что трибуналы и другие суды серьезно считаются с их показаниями. Мало того, если чародей до конца следствия и суда продолжает настаивать на истинности своих слов, он попросту должен быть объявлен ненормальным и отправлен в больницу для умалишенных. Предложение Помбаля, без сомнения, могло бы способствовать искоренению предрассудков в простом народе, но оно бросало невыгодную тень на прошлую деятельность инквизиции, считавшей магов серьезными еретиками, и неудивительно, что инквизиция отвергла его.

Характерно, что преследование магов было более частым явлением в позднейшее время, нежели в первые века существования инквизиции. Так, в отчетах толедского трибунала за 1575—1610 годы из 1172 дел лишь восемнадцать связаны с преследованием за магию. Но спустя сто с лишним лет только на одном аутодафе в Валенсии 1 июля 1725 года из восемнадцати преступников пятнадцать были осуждены за магию. 5 декабря 1745 года в Кордове осудили Педро Алонсо Хурадо по обвинению в том, что он с помощью ведьмы проник в шкаф кордовского монастыря Санта-Клара и рассыпал там любовный порошок; кроме того, у Хурадо имелся заколдованный камень, который приносил ему удачу в карточной игре. Вместе с Хурадо на том же аутодафе по обвинению в магии были осуждены еще четыре человека.

Еще чаще происходили процессы против магов в конце XVIII и в начале XIX века; не без основания некоторые исследователи инквизиции утверждают, что кудесники и чародеи заменили ей исчезнувших евреев и мавров. В 1818 году Супрема предписала севильскому трибуналу арестовать Анну Барберо, обвиненную в соглашении с демоном. 15 октября 1818 года ее осудили на шесть лет изгнания, 200 ударов розог, «легкое отречение» и т. д. 18 июня 1819 года еще одна женщина, Франсиска Ромеро, занимавшаяся лечением посредством магии, была приговорена к изгнанию и 200 ударам, но ей повезло больше — Супрема, рассмотрев приговор, отменила розги.

В противоположность магам, заключавшим лишь временное соглашение с демоном, ведьмы считались окончательно потерянными для христианства, ибо всецело находились во власти сатаны, который избрал их своим орудием для причинения миру зла. Вера в ведьм возникла позже веры в магию; лишь со второй половины XV века папы начинают энергично настаивать на необходимости их преследования. В 1494 году Repetorium Inquisitorum[07] уже говорит о существовании ведьм как о само собой разумеющемся; ведьмы, поясняется в этом примечательном документе, устраивают в полночь шабаши, на которые слетаются в большом количестве и предаются самым отвратительным преступлениям; впрочем, оговаривается, что в случаях, когда шабаш является продуктом чьего-то больного воображения, вера в него все равно хуже всякого язычества и должна преследоваться в качестве ереси.

Первый случай наказания ведьмы отмечен в 1498 году в Сарагосе, когда сожгли Грасию Лавалье. Затем в той же Сарагосе в 1499—1500 годах отправили на костер еще четырех женщин. После этого сарагосский трибунал в течение двенадцати лет ведьм не сжигал, да и в дальнейшем действовал в их отношении не так деятельно, как трибуналы в других местах.

В 1512 году были преданы огню Мартина Гек и Мария де Арбузе, затем в 1522 и 1535 годах сожгли еще двух ведьм. Куда большую активность обнаружил трибунал в Бискайе, где, по подсчетам Льоренте, только в 1507 году сожгли свыше тридцати ведьм. В 1517 году за ведьм всерьез взялись в Каталонии, где, как явствует из распоряжения барселонского трибунала, они особенно разгулялись в горных округах. Трибунал требовал принять все необходимые меры к их искоренению, и в довольно короткий срок в Логроньо были наказаны 150 ведьм.

Есть основание полагать, что в это приблизительно время вера в ведьм стала распространяться по всей стране. Супрема, однако, поначалу в отличие от трибуналов на местах обнаружила дух снисхождения и вместо обычной строгости высказывалась за умеренные наказания. Так, например, в 1522 году двум ведьмам был дарован срок в шесть месяцев для того, чтобы они могли безнаказанно покаяться в своих грехах.

В 1526 году была собрана конгрегация в Гранаде, дабы рассмотреть следующие шесть пунктов: 1) Совершают ли действительно ведьмы те преступления, о которых они говорят, и не являются ли их показания плодом болезненной фантазии? 2) Если ведьмы действительно совершают подобные преступления, то должны ли они быть выданы светской власти для сожжения или могут быть наказаны тюремным заключением и примирением с церковью? 3) Если ведьмы на самом деле не совершают преступлений, о которых говорят, то должны ли они быть наказаны так, как будто они совершили эти преступления, или как-нибудь иначе? 4) Входят ли в компетенцию инквизиции преступления ведьм? 5) Подлежит ли обвиняемый наказанию на основании одних лишь своих показаний, или необходимы иные доказательства его вины? 6) Какие меры подлежит принять для искоренения эпидемии, выражающейся в появлении ведьм и веры в них?

Конгрегация, членом которой, между прочим, состоял и будущий великий инквизитор Вальдес, очень внимательно и подолгу останавливалась на каждом вопросе. Шестью голосами против четырех она высказалась за реальность того, что показывают ведьмы на допросах инквизиционных трибуналов. Вальдес голосовал с меньшинством, заявив, что желал бы, чтобы инквизиторы занялись проверкой того, о чем обычно столь много распространяются ведьмы. Второй вопрос представлял особенный интерес ввиду того, что до этого времени почти все ведьмы приговаривались к смертной казни, и решение большинства конгрегации, что отныне они могут быть примирены с церковью и наказаны тюремным заключением, значительно улучшило ситуацию для многих несчастных; при этом конгрегация подчеркнула, что убийства, якобы совершаемые ведьмами, принадлежат к области больной фантазии, и, следовательно, их не следует выдавать как убийц светской власти. Если же светская власть найдет, что та или иная ведьма действительно совершила убийство, то она может начать против нее преследование после того, как ведьма понесла наказание от инквизиции. По третьему вопросу конгрегация не пришла ни к какому решению; но постановление, вынесенное по предыдущему пункту, гласившее, что ведьмы не подлежат смертной казни, отняло у третьего вопроса его остроту. На четвертый вопрос конгрегация ответила утвердительно и придала лишь санкцию тому, что уже давно практиковалось инквизицией. Следующий вопрос не встретил единодушия: пять членов комиссии высказались за достаточность одного лишь признания. Но Вальдес высказал мнение, что признание должно считаться достаточным лишь в случае, когда дело идет к мягкому приговору; заметим, однако, что розги считались им среди мягких наказаний. Последний вопрос, имевший принципиальное значение, вызвал самые разнообразные мнения, и характерно, что лишь три голоса раздалось за усиление репрессий против ведьм и три за большую активность в расследовании их злодеяний. Большинство склонялось в пользу того, чтобы усилить борьбу с предрассудками в народе. Предлагалось даже, чтобы бедным детям, впавшим в эту несчастную ересь, была оказана материальная помощь для отвращения их от злого искушения; предложено было также опубликовать эдикт о том, что имущество ведьм и верующих в них не будет подлежать конфискации, если они явятся в течение определенного срока для покаяния перед инквизицией. Вальдес предложил, чтобы инквизиторам был дан ряд новых инструкций, причем главнейшая из этих инструкций гласила, что не следует придавать никакой веры словам привлеченных к трибуналу ведьм в отношении соучастников их преступлений.