Останься со мной - Эми Чжан

Кенни на мгновение умолкает, бросает взгляд на дверь, потом с заговорщицким выражением на лице смотрит на Лиз. Именно так бы она и поступила, если б Лиз была в сознании, и неподвижность подруги, ее закрытые глаза приводят Кенни в замешательство. Она заставляет себя продолжать, но комок в горле меняет ее голос. Он ей самой кажется каким-то незнакомым.

– Ты ведь знаешь Лиама? Ну да, он с приветом, и мы, конечно, по-свински поступили с ним в девятом классе. Но вообще-то он милашка, как ты думаешь? Глаза у него красивые. И, ладно… ты ему очень нравишься, Лиз. В школе он постоянно наблюдает за тобой. Даже не верится, что ты раньше не замечала. Это так клёво… совсем не противно. Ну, может быть, наблюдает – не совсем верное слово. Но он не выпускает тебя из виду, Лиз. И, знаешь, он ведь умный парень. Помнишь, как в четвертом классе он выиграл конкурс по правописанию? Хотя нет, тебя ведь здесь еще не было. В общем, в четвертом классе он выиграл конкурс по правописанию. Из вас получилась бы отличная пара. Это я так, к слову. Ты давай поправляйся поскорее. Потом помиришься с ним и нам расскажешь, ладно?

Тут ее голос срывается. Трещина, появившаяся в горле, удлиняется, удлиняется, и Кенни начинает терять самообладание.

– Ты давай поправляйся поскорее, – повторяет она. – Лиз, возвращайся к нам. Мы отремонтируем твою машину. Конспекты для тебя сделаем, все, что на дом задают, вообще все. Мы все исправим, слышишь?

Кенни сдавленно сглатывает слюну. Прислоняется щекой к прутьям кровати, смотрит в лицо Лиз и шепчет:

– Ты прости, что я на тебя злилась. Я знаю, что ты не виновата, с… ребенком. Я… я расстанусь с Кайлом. А Джулия… Не знаю, сообщила она уже тебе… в общем, мне она сказала, что, если тебе станет лучше, она обратится за помощью. К доктору или еще к кому. Лиз, все наладится. Все будет хорошо.

Кенни моргает – быстро, насколько это возможно: липкими, утяжеленными тушью ресницами быстро не поморгаешь. Тыльной стороной ладони отирает глаза.

– Прости. Я не плачу. Не плачу. Ладно, помнишь, в конце седьмого класса я купила нам те дурацкие одинаковые колечки и мы поклялись навсегда оставаться друзьями? Мое до сих пор у меня, знаешь? И у Джулии ее колечко осталось. А твое, я знаю, лежит на дне шкатулки. Я видела его там, когда брала у тебя ожерелье на бал. Ой, оно ведь еще у меня. Напомни, чтоб я его тебе вернула… В общем… Лиз, навсегда – это значит навсегда. То есть ты не вправе бросить нас. Лиз…

Всхлип подступает к горлу, застревает в нем, и следующие слова она уже выдавливает из себя через силу:

– Лиз, ты должна выжить. Обязана. Ты не можешь бросить нас. Мы… мы без тебя не справимся. Боже, Лиз. Прошу тебя.

Потом Кенни начинает плакать, потому что даже самый сильный человек не в состоянии удержать в себе столько слез.

Лиз так ни с кем и не попрощалась.

Пока она беседовала с мистером Элизером, Джулия ушла из школы. Последний раз Лиз видела ее в коридоре. Она направлялась на урок испанского, Джулия – в спортзал. Джулия ее не заметила – слишком занята была тем, что пыталась собрать в узел свои длиннющие волосы. В душе Лиз понимала, что она видит подругу в последний раз. У них больше не было совместных уроков в этот день, не было никаких других занятий, на которых они могли бы пересечься, поэтому, заметив Джулию, Лиз остановилась посреди коридора и просто смотрела на нее, стараясь запечатлеть в памяти это мгновение, не думая о том, что через несколько часов все ее воспоминания перестанут существовать.

Позже, когда она увидела Кенни, плачущую у своего шкафчика, ей так захотелось подойти к подруге и обнять ее. Но Лиз понимала, что она может выдать себя. Кенни слишком хорошо ее знала. Она что-нибудь заподозрит. Поэтому Лиз развернулась и пошла прочь.

Мама, конечно, была в самолете, летела домой, но, выезжая с парковки, Лиз все равно ей позвонила. Ее звонок приняла голосовая почта, и она послушала голос мамы в последний раз. Лиз хотела попросить прощения. Ей за многое следовало извиниться. Но она нажала «отбой».

Она только раз отклонилась от своего последнего маршрута. По пути к месту автокатастрофы, за двадцать минут до конца, Лиз съехала с автострады и направилась к национальному парку.

Она не вышла из машины. Сидела за рулем и смотрела на макушку живописной башни, торчавшей над кронами деревьев. Сидела и вспоминала все желания, которые она загадывала, стоя на ней. Вспомнила, как наперегонки с отцом бегом поднималась на ее вершину, и он всегда специально немного отставал. Вспомнила, как некогда она отчаянно любила небо, и наконец произнесла те два коротких слова, что так давно рвались из нее:

– Простите меня.

Кенни все еще в палате Лиз, когда приборы начинают тревожно пищать.

Вскоре в комнату влетают врачи и медсестры, что-то говорят, но Кенни ни слова не понимает. Она плачет, видит, что происходит что-то ужасное, а она понятия не имеет, что случилось.

Медсестра в униформе с рисунком в виде розовых динозавров отводит Кенни в сторону, чтобы не путалась под ногами.

– В чем дело? – истерично всхлипывает Кенни. – Что происходит?

Медсестра обнимает Кенни, объясняет:

– О, детка. У нее сердце опять отказывает. Пл… плохо дело.

– Нет, – лепечет Кенни, вырываясь из рук медсестры. Кричит: – Лиз, это неправда! Ты нас не бросишь, черт бы тебя побрал! Ты выкарабкаешься. Лиз. Лиз!

Она вспомнила меня.

Вспомнила маленькую девочку, какой она когда-то была, ту девочку, которая верила в волшебство, в любовь, в героев, ту девочку, которая хоронила червяков, найденных мертвыми на подъездной аллее. Она вспомнила то время, когда была счастлива, а мир был красочным и светлым. И вспомнила воображаемую подругу детских лет.

Поскольку это все равно был конец, она представила, что я сижу в пассажирском кресле. Представила, что моя ладонь лежит на ее руке, что теплом своей ладони я согреваю ее холодную руку, что я крепко ее держу.

В те последние мгновения она была не одна.

– Кто-нибудь, позвоните доктору Сэмпсону. Скажите ему, что пульс неровный…

– Что случилось? Секунду назад состояние было стабильное…

– Теперь – нет. Остановите кровь… должно быть, он что-то упустил, открылось кровотечение…

– О, ради всего святого, уведите ее отсюда!

Кто-то хватает Кенни за руки и тащит ее из палаты.

Напоследок Лиз Эмерсон загадала, чтобы она полетела. На этот раз не было ни снежинок, ни одуванчиков, но, закрыв глаза и резко повернув руль в сторону, она загадала свое последнее желание.