Душекрад - Александр Зимовец

всех крепостных в мире и стать самым могущественным магом в империи. Возможно, сильнее даже Его Величества. Собственно, такой человек, вероятно, и будет нашим новым императором. Вот только не говорите мне, сударыня, что вы об этой вещи ничего не знали. Не просто же так вас прислали руководить отделением вместо фон Корена, который слишком близко подошел к разгадке.

— Но меня… — Таня вспыхнула. — Нет, я не знала. Меня прислали… меня просили… Вас не касается, о чем именно меня просили, но про эту вещь я не знала. Впрочем, это неважно. То, что вы говорите. Само существование такой вещи… Герман, почему ты… вы… ты почему ничего не сказал мне⁈

— Оставьте эти милые препирательства влюбленных для другого случая, мадемуазель, — князь улыбнулся. — Как я понимаю, молодому человеку время дорого.

— В самом деле, — произнес Герман, несколько озадаченный. — Верните мне эту вещь. Дело очень срочное.

— Всему свое время, — проговорил князь и протянул руку к книге в зеленой обложке, стоявшей на полке. — Прежде, чем я отдам его вам, я хотел бы, чтобы вы мне ответили мне на один вопрос. Зачем вам Узорешитель? Что вы хотите с ним сделать?

— Если вы не отдадите его прямо сейчас, произойдет непоправимое! — воскликнул Герман. — Он мне нужен, чтобы предотвратить это!

— Предположим, — князь кивнул совершенно спокойно, так что Герману ужасно захотелось схватить его за ворот и хорошенько тряхнуть. Какого черта⁈ — Но что вы с ним будете делать потом? Вернете обратно мне?

— Нет… не знаю… наверное, нет. Да доставайте вы его уже, черт побери!

— Спокойной, спокойно… Значит, не вернете, оставите себе? И что же вы с ним будете делать? Видите ли, я почему спрашиваю. Эта вещь, Герман Сергеевич, способна принести в мир очень много зла. Может быть, даже больше, чем то, с чем вы сейчас так рветесь бороться. Она… делает людей несчастными, дорогой господин жандарм. Я это понял давно — еще до того, как я услышал об Узорешителе. И поэтому я всегда с иронией относился к нашим господам-революционерам. Они думают, что свобода — это счастье. Я тоже когда-то так думал. Но потом я осознал, что это не так. Свобода не делает людей счастливыми. Она открывает перед ними дверь, за которой длинная дорога к счастью, и абсолютное большинство не дойдет до конца этой дороги, заблудится, забредет в темный лес и там погибнет. Вы будете открывать эту дверь перед людьми и выталкивать их пинками, не спрашивая, хорошо ли им было внутри и не холодно ли им снаружи. И многие из них проклянут вас за это. Вы к этому готовы, Герман Сергеевич?

— Да. Я к этому готов, — сказал Герман неожиданно для самого себя. Ему даже показалось, что это кто-то сказал за него, потому что сам он не чувствовал этой готовности.

— Но ради чего вы хотите все это делать, если это не принесет счастья ни вам, ни этим людям, и вы сами заранее это знаете?

— Потому что это правильно, — снова ответил как будто не Герман, а кто-то другой. — Потому что так, как сейчас, не может продолжаться вечно. Не должно. Я не знаю, как было бы лучше. Но не так. Не вечно так. Ничего не должно быть вечного.

— Это правильный ответ, — произнес князь и раскрыл книгу. В выдолбленной нише лежал револьвер. Герман, не спрашивая разрешения, тут же схватил его, и ему показалось, что тот радостно завибрировал.

— А если бы он ответил неправильно? — спросила вдруг за его спиной Таня.

— А он бы не смог ответить неправильно, — князь усмехнулся. — Тогда это был бы не он. Вы же видите, он связан с этой вещью. Вероятно, она сама его выбрала. Знаете, я ведь попытался кое-что с ней проделать, пока она была у меня. Попробовал освободить одного человека… он сам этого хотел… и у меня не вышло. Боюсь, Узорешитель теперь не будет работать в чьих-либо еще руках, кроме как у Германа Сергеевича. А раньше, до того, как попал к нему, работал. Я это точно знаю, Комитет освободил с его помощью десять человек в одном имении неподалеку отсюда. Одним словом, вы, Герман Сергеевич, теперь полноправный владелец Узорешителя. Поздравил бы вас с этим, но не уверен, что тут есть, с чем поздравить.

— Спасибо, ваша светлость, — ответил Герман, и заметил, как Кропоткин поморщился — должно быть, не любил свой титул. — Мы еще поговорим с вами обо всем этом обязательно, если вы не против. А сейчас мы очень спешим.

* * *

— Ах ты ж Матерь Божья… — проговорила Таня, глядя вниз.

К месту назначения они подлетели, когда на востоке верхушки леса уже начали розоветь от первых рассветных лучей, и Герман невольно вспомнил предыдущий их полет. Вот только сейчас ему было совершенно не до сентиментальных воспоминаний. Прямо под ними, посреди леса мерцал черный купол, окутавший все село Залесское целиком. В одних местах он был полупрозрачным, в других — совершенно непроницаемым. Эти черные пятна медленно перемещались по его поверхности, словно цветные блики по мыльному пузырю.

— Ты был прав… — прошептала она. — Подожди, я сейчас.

Она застыла на несколько секунд, глядя в пространство невидящим взором. Экипаж пошатнулся, накренился и пошел немного боком, так что Герман на секунду испугался, что сейчас они рухнут вниз, но Таня вернулась и восстановила контроль.

— Все, я разбудила Оболенского, — сказала она. — Надеюсь, он поверит в то, насколько все серьезно, но… не знаю. Предлагаю, подождать тут, пока не подойдет подкрепление.

— А если совсем не подойдет?

— Ну… хм…

— Снижаемся, — решительно произнес Герман.

— Погоди, ты что… — Таня вздрогнула. — Эта штука вот-вот закроется, мы не сможем выбраться наружу!

— Снижаемся! — крикнул Герман. — Пока совсем не закрылась!

— Да ты с ума сошел! Там демоны, ты не представляешь, что это такое! Я читала… Черт, да у меня все каналы отрублены, я даже простой цепной молнии сейчас сотворить не смогу, я же не думала. Ты что, это верная смерть!

— Снижаемся быстрее! Мы должны его остановить, пока не поздно! Ты же понимаешь, неизвестно, когда прибудет еще кто-то!

— Видит Бог, я на это не подписывалась… — проговорила негромко Таня и направила машину вниз, туда, где раздувался среди древесных крон исполинский черный пузырь.

— Держись! — крикнула она. — Может тряхнуть, когда будем его протыкать. Это если успеем, пока он не закрылся.

Герман хотел спросить, что будет, если они не успеют. Но не стал — и так догадался. Мгновение спустя он почувствовал, что машину и в самом деле отчаянно тряхнуло, да так что он ударился головой о потолок, даже несмотря на то, что вовремя схватился за поручень. Громко вскрикнула Таня. На секунду мир перед глазами закрутился, во рту появился солоноватый привкус крови, и Герман подумал, что они, должно быть, разбились или вот-вот разобьются. Однако еще через секунду полет экипажа выровнялся, и они начали быстро снижаться, приближаясь к тому месту, где сила, окутанная пурпурными молниями пятиугольная конструкция из черного стекла.

Глава двадцать первая, в которой появляется Душекрад

Когда они ворвались в приемную Пудовского, то в ней никого не было, а стол, за которым некогда сидела Надя, был оплетен странными черными пульсирующими корнями толщиной в руку. Корни эти расползались также и по всей приемной, а некоторые из них, потоньше, выбирались даже за пределы здания, змеились по стенам, тянулись по земле. Осторожно, стараясь перешагивать и не касаться их, Герман двинулся вперед и заглянул внутрь кабинета.

Пудовский — или то, что от него осталось — сидел за своим столом. От его-то тела и отходили черные корни, успевшие оплести весь кабинет и вырваться наружу. Впрочем, от самого промышленника осталась теперь только голова, торчавшая над бесформенной черной глыбой, намертво приклеившейся к полу и поглотившей письменный стол, кресло, часть шкафа. Голова, впрочем, почти не изменилась, на ней были все те же густые усы, и только сквозь правую щеку как будто пророс алый кристалл.

— Добрый день, — произнес купец каким-то низким, гулким голосом, словно чревовещатель. — Прошу прощения, что не встаю в присутствии дамы.

— Господи… — только и смогла выговорить появившаяся в дверях Таня.

— Вы совершенно правы, мадемуазель, — ответил Пудовский тем же голосом. — С некоторых пор я, в самом деле, нечто вроде Господа в этом мире. Располагайтесь, нам с вами предстоит интересная беседа.

— Никакой беседы, тварь! — выкрикнула Таня,