Метро 2033. Нити Ариадны - Станислав Богомолов

Мы послушно двинулись в сторону станции, окруженные солдатами Ганзы. Я гадал над словами офицера, но потом плюнул. Слишком уж туманно он высказался, подумать можно что угодно. Пройдя еще два блокпоста, мы оказались на Менделеевской. И первое, что меня поразило, – свет. Здесь он был таким же ярким, как и в те времена, когда в метро ездили поезда. Снова пришлось зажмуриваться. Прищуренными глазами я оглядывал платформу, колонны, потолок и удивлялся чистоте. Все вылизано до блеска. Да, заботятся они тут о себе. Даже палатки, и те потрепанными не выглядят. Хотя местные явно гнушались жить в брезентовых домиках и строили себе настоящие – из досок и шифера. А пара домов так и вовсе были сложены из кирпича. И зацементированы! Вот дела…

Миновав жилые дома и длинные ряды дощатых столов-прилавков небольшого рынка, мы оказались в торце станции. Странно. Почему-то нас привели не в кабинет к начальнику, а к переходу на Новослободскую…

– Дальше только вы, – сказал офицер, взглянув на меня.

Вот как? Посмотрев на товарищей, я успокаивающе улыбнулся при виде их обеспокоенных лиц, и зашагал к переходу в сопровождении того же Перепелкина и двух солдат. Все будет нормально. Наверное…

– Ну и как там Савеловская? Жива ли? – внезапно спросил Петр.

– Да куда ж они денутся, – ответил я.

– Эх, давно не был на малой родине-то… – вздохнул Перепелкин. – Все никак не наведаюсь, хотя скучаю жутко. А как там?… Хотя, ладно, – речь офицера смолкла, когда мы ступили на Новослободскую.

Эта станция произвела на меня очень гнетущее впечатление. С одной стороны – так же ярко и чисто, как и на Менделеевской. С другой – как-то дико видеть пустоту на месте прекрасных стеклянных витражей. И почему на пилонах какие-то странные черные полосы? Мать моя… Это же трещины! Новослободская потихоньку разваливается! Народу здесь было заметно меньше, чем на соседней станции. Да и негде здесь жить – тесно очень. Зданиями служили арки между пилонами – их заделали кирпичами и врезали двери. А что, удобно…

Пройдя половину платформы и поймав с десяток удивленно-презрительных взглядов аборигенов, я оказался у одного из «кабинетов». Надпись над дверью гласила: «Начальник станции М. С. Глухов». Перепелкин постучал в дверь и, открыв ее после вопросительного «да?», произнес:

– Вот, привел, Михаил Степаныч.

– Чудесно, – откликнулся тот, кто сидел в кабинете. – Петр Иваныч, оставьте своих молодчиков возле двери, а сами с этим давайте сюда.

Помещение оказалось чисто рабочим. В центре – огромный письменный стол, заваленный канцелярскими принадлежностями. Вдоль боковых стен небольшие тумбочки, у торцевой – два больших шкафа со стеклянными дверцами, за которыми виднелись папки и книги. Одна из книг, большая и красивая, была выставлена напоказ, будто в книжном магазине. На обложке большими буквами выведено: «Адам Смит». Дальше я не успел разглядеть, потому что хозяин кабинета тихонько кашлянул, и мне пришлось обратить внимание на него. Кого-то мне напомнил этот лысый человек лет эдак пятидесяти на вид. Будто бы образ из какой-то компьютерной игры. Хитмэн. Точно! Вот прямо один в один, разве что «оригинал» чуть помоложе. А строгий черный костюм с белым воротником и красным галстуком только подчеркивал сходство. Михаил Степанович указал мне на один из двух стульев, стоящих прямо напротив стола. Перепелкин же прошел к боковой стенке и уселся на небольшое креслице, как бы невзначай раскрыв кобуру с пистолетом.

Я опустился на жесткое деревянное сиденье, ощущая на себе цепкий взгляд Михаила Степаныча. Ух, как неуютно! Он смотрел на меня не как на человека, а как на вещь, прикидывая, как бы на ней повыгоднее нажиться. Интересно, все ли ганзейские лидеры такие?

– Ну? – хмыкнул лысый начальник. И, видя мое недоумение, пояснил:

– Фамилия, имя, отчество. Откуда, зачем, с чем?

– Круглов Яков Иванович, – произнес я. – Из Митинского Содружества. Прибыли, чтобы…

– Так, стоп! – Глухов щелкнул пальцами. – Повтори-ка, откуда?

– Из Митинского Содружества.

Пришел черед Михаила Степаныча недоумевать. Он развернулся на крутящемся кресле к висящей у него за стеной огромной карте метро и где-то с полминуты ее разглядывал. Затем быстро развернулся, пододвинул мне что-то и демонстративно отъехал в сторону.

– Ну, где твое Содружество? Покажи!

Я скосил глаза на то, что мне дали, и понял, что это лазерная указка. Взял ее, нажал на кнопочку. Ого! Даже не думал, что в мире хоть одна из этих безделушек еще работает… Навел светящуюся красную точку на схему. И едва не прыснул. Да, карта, конечно, была великолепна. Красиво и подробно оформленная, с указанием не только основных веток, но и с обозначением технических туннелей и метродепо. Вот только моя родная Арбатско-Покровская ветка на западе обрывалась аж на Парке Победы, а Филевская ветка заканчивалась на станции Крылатское. Да этой карте лет тридцать! Метро уже давно не работает, но традиция везде вешать устаревшие схемы осталась. Вот чудеса!

– Вот здесь, – ответил я, наведя указку на верхний левый угол карты, в сияющую белую пустоту.

– Смешно, – совершенно равнодушным тоном произнес Глухов. – Очень.

– Хотите – смейтесь, но это правда, – спокойно сказал я. – Ваша карта давно не актуальна.

Лысый начальник зыркнул на меня так, будто я признался, что спер и продал на базаре его любимую ночную вазу. Он уже открыл рот, чтобы показать мне, насколько русский язык сложен, богат и могуч, как вдруг вмешался Перепелкин:

– Подождите, Михаил Степаныч. Наш гость прав. Вот, взгляните.

На край столешницы лег небольшой карманный календарик. Глухов схватил его, впился глазами в схему метро на его обратной стороне, затем произнес удивленное: «Ха».

– И вправду. Прошу прощения за небольшой конфуз. Ну, и что же вас сюда привело?

Я принялся за рассказ. Поведал и про Содружество, и про нашу цель, и про то, как мы сюда добирались. Насчет туннеля от Молодежной до Тимирязевской, правда, опять приврал. Уж кому-кому, а этому человеку про тайный лаз я рассказал бы в самую последнюю очередь. Глухов слушал очень внимательно и задавал очень много вопросов. Причем больше про само Содружество и соседние станции – Строгино и Крылатское. На моменте про сатанистов посмеялся, а про Савеловскую и слушать не стал – махнул рукой.

В общем так, – сказал Михаил Степаныч, когда я закончил рассказывать, – в принципе, ваше предложение стоит обдумывания. Но надо сначала проверить ваш товар. Можно хоть сейчас. Вы не возражаете?

– Нет-нет, вы что? – воскликнул я, раскрывая брошенный на пол рюкзак.

На свет появился целлофановый пакет. Я, не глядя, зачерпнул горсть пальчиковых батареек и выложил на стол. Глухов порылся в ящиках стола и достал небольшой карманный фонарик.

– Так-с. Посмотрим, – сказал он, взяв две батарейки и вставив их в фонарь.

Включил. И ничего. Начальник Новослободской удивленно посмотрел на меня, затем вставил другие батарейки. И опять – никакого света. Я почувствовал, как мое сердце уходит куда-то в пятки. Когда нерабочими оказалась третья пара батареек, ноги стали будто ватными. Но окончательно добил меня яркий луч света, когда Михаил Степаныч вставил свои батарейки, которые там были изначально. Дело не в фонаре…