Пройдоха - Эрл Стенли Гарднер

– Нас очень интересует этот пистолет, – вставил шериф.

– Почему?

– Когда ты получил его?

– В день убийства.

– А где именно?

– В общем, я сказал Кануэдеру, что мне нужен пистолет, и онобещал достать его. Затем спросил, где меня найти. И я объяснил ему, чтособираюсь снять номер в гостинице Перкинса на имя Дональда Хелфорта. Он обещалвсе устроить так, чтобы пистолет доставили туда.

– Значит, именно там ты и получил этот пистолет?

– Да.

– Кто был с тобой в гостинице?

– Альма Хантер. Она зарегистрировалась у портье вместе сомной, кажется, в номере 620.

– А кто передал тебе пистолет?

– Один тип по имени Джерри Уэгли. Он служит тамадминистратором. Но я думаю, что он человек Кануэдера и ошивается тамспециально.

– Ты поможешь себе, если сможешь все это доказать, Лэм, –заметил шериф.

– А что я должен доказать?

– То, что ты говоришь насчет пистолета. Этим оружиемвоспользовались, чтобы совершить убийство в Канзас-Сити.

– Где? В Канзас-Сити?

– Да.

– А когда это случилось?

– Месяца два назад.

– Боже мой!

– Ты можешь доказать, что получил оружие из рук ДжерриУэгли?

– Конечно. Ведь Кануэдер не будет отрицать это. Хотя, можетбыть, и откажется… если он знал, что из этого оружия было совершено убийство. Аможет, и не знал.

– Наверняка знал, если пистолет его, – заметил шериф.

– Он же велел Джерри Уэгли доставить мне это оружие.

– Нам бы хотелось принять на веру твое заявление.

– Не надо этого делать. Я могу доказать, где находился двамесяца назад. Во всяком случае, был далеко от Канзас-Сити. И еще скажу: когдаУэгли принес пистолет, он также принес мне и коробку патронов. Я зарядилпистолет, а коробку с остальными патронами засунул в ящик комода в номере 620 вгостинице Перкинса. Если вы их поищете хорошенько, то найдете там.

– Так ты говоришь, что зарегистрировался в гостинице подименем Дональда Хелфорта?

– Да. – И еще ты говоришь, что не отдавал пистолет АльмеХантер?

– Ни за что. Мне он самому был нужен. А ей нет. Она должнабыла спать, а я сторожить, чтобы с ней ничего не случилось.

– Ну, Лэм, ты попал из огня да в полымя. Мне придется тебязапереть и известить калифорнийскую полицию, что ты у нас.

– Это была самооборона.

– Так он же побежал?

– Наверное, так. Но вы же знаете, как это получается: я былвзволнован, увидел, что он бежит, подумал, что он может вытащить свой пистолет.В общем, не знаю. Наверное, разволновался очень.

– Ладно, Лэм. Отвезу тебя в тюрьму. Постараюсь устроитьпоудобнее. Потом позвоню в Калифорнию, чтобы за тобой приехали.

– Так, значит, мне придется снова ехать в Калифорнию?

– Конечно.

– Мне очень не хочется опять трястись по пустыне в такуюжару.

– Сочувствую. Но они, наверное, приедут ночью.

– А как насчет адвоката?

– Не знаю.

– Но мне бы хотелось поговорить с ним.

– Знаешь что, Лэм, мне кажется, было бы лучше, если бы тыподписал бумагу о том, что не настаиваешь на обязательной санкции о выдаче, ивернулся в Калифорнию. Так будет выглядеть лучше, – сказал мне шериф.

Я покачал головой:

– Ничего я не подпишу.

– О'кей, Лэм, дело твое. Тем не менее мне придется тебязадержать. Понимаешь, это очень серьезно.

Тюремная койка была жесткой, матрац – тонким. Ночью сталоочень холодно, это часто случается в пустыне ранней весной. Я трясся и ждал,что будет.

Где-то пьяный разговаривал сам с собой. Его бормотанье былобесцельным и непонятным. В соседней камере спокойно храпел угонщик автомобиля.Я подумал, что уже полночь. Попытался вспомнить о жаре в пустыне, но эти мыслине согревали. Потом я представил Альму. Вдруг услышал, как открывали засовытюремных ворот. Раздались тихие голоса и шарканье ног где-то внизу, в канцелярии.По цементному полу двигали стулья. Какие-то люди зажигали спички иразговаривали. Потом дверь закрыли, все утихло. Через некоторое время я услыхалшаги по коридору.

– Вставай, Лэм, – начал тормошить меня надзиратель, – тебяхотят видеть!

– Я спать хочу.

– Тем не менее придется идти.

Я встал. Мне незачем было одеваться: из-за холода я лежалодетым.

– Пошевеливайся. Не заставляй их ждать.

Я последовал за ним вниз, в канцелярию. Там были прокурор,его заместитель, шериф, стенографист и два полицейских из Лос-Анджелеса. Мнепредназначался стул, на который была направлена яркая лампа.

– Сядь там, Лэм, – велел шериф.

– Глазам больно от света.

– Ничего, привыкнешь быстро. Мы хотим тебя видеть.

– Из-за этого не надо ослеплять меня.

– Если ты будешь говорить правду, нам не придется смотретьна твое лицо, чтобы узнать, когда ты врешь. Но если ты будешь врать, мы должныбудем рассматривать тебя вблизи.

– Почему вы думаете, что я врал?

– Ты был достаточно правдив, – он усмехнулся, – чтобыубедить нас в том, что ты знаешь то, что хотим знать мы. Однако ты сказалдалеко не всю правду.

Он слегка передвинул лампу так, что она не светила мне прямов глаза.

– Так вот, Лэм, – продолжил он, – эти господа изЛос-Анджелеса. Они специально ехали через пустыню, чтобы выслушать тебя. Онидостаточно знают, чтобы разобраться, где ты врал и где говорил правду. А намнужна вся правда.

Он говорил со мной тем отеческим тоном, которым обращаются кполуидиоту. Фараоны обычно так и поступают по отношению к уголовникам. И теобычно попадаются на это. Я тоже сделал вид, что попался на этот крючок.

– То, что я говорил сегодня, это все, что я знаю, – буркнуля мрачно.

В этот момент лампу передвинули так, что свет бил прямо вмои слезившиеся глаза.

– Видимо, Лэм, – сказал шериф, – мне придется изучать твоелицо вблизи и по частям.