Плоть и кости - Джонатан Мэйберри

Ему захотелось плакать, так же, как тогда. Утром он бродил по пепелищу, и его слезы капали на обугленные тела, которые теперь познали блаженство вечной тьмы.

Святой Джон упал на колени, его руки были красными от крови, пятна крови запеклись на его губах, а на лице отпечатались следы слез. Тогда он заставил свою паству склонить головы в молитве. В сострадании к тем, кто был слеп и не мог узреть правду. В уважении к тем, кто принял тьму, когда пламя и сталь клинков очистили их от грехов. И попросил ниспослать терпения жнецам, которые мечтали принять тьму, но священный долг удерживал их на земле. В уродливой, смертной плоти, привязанной к этому миру боли и страданий ради того, чтобы воля их истинного бога была исполнена.

Его чудесные воспоминания нарушил хриплый голос, раздавшийся из чащи:

— Вот еще один!

Святой Джон замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, заметив троих мужчин, вышедших из чащи. Они выглядели довольно внушительно. Крупные и мускулистые, каждый вооружен опасным фермерским инструментом. Один сжимал в руке вилы, другой держал кувалду, которая в его огромном кулаке напоминала обычный молоток, а третий — два серпа.

Люди Картера. Еретики. Их грязная одежда была усеяна пятнами крови. Их лица заросли щетиной, а в глазах застыла отчаянная одержимость.

— Добро пожаловать, друзья, — сказал святой Джон.

— Он говорит, добро пожаловать, — прорычал мужчина с кувалдой.

— Я покажу ему радушный прием, — усмехнулся его приятель с серпами.

— Я предлагаю вам благословение и милость Танатоса, — продолжал святой Джон, — слава его тьме.

Мужчина с вилами направил на него острые зубцы, а остальные зашли ему за спину, осторожно окружая.

— Вы, ублюдки, убили семью Энди Харпера, и Миллеров, и Коэнов, и еще половину города.

— Могу вас заверить, гораздо больше половины, — пробормотал святой Джон. — Намного больше.

Мужчина с кувалдой удивленно уставился на него:

— И ты стоишь здесь и насмехаешься над нами?

Святой Джон покачал головой:

— Я не насмехаюсь, брат.

— Из-за вас муж моей сестры превратился в пепел, — произнес мужчина с кувалдой, — и теперь у ее детей нет отца. Разве это не настоящая работа дьявола?

— Если дети скорбят, то есть путь, который избавит их от боли и горестей, — ответил святой Джон. — Мы предлагали его вам. И наше предложение до сих пор в силе.

— Предложение? — презрительно усмехнулся мужчина с вилами. — Что за чушь? Ты и твои люди всего лишь шайка убийц. Вы ничем не лучше живых мертвецов.

— О, они совсем другие, — возразил мужчина с серпами. — Мертвые не могут думать. Это всего лишь безмозглые трупы, в них нет зла, они бездумно причиняют вред. Но эта тварь и чокнутая ведьма Роза — вот настоящее зло. — Он гневно уставился на святого Джона. — Ты насквозь пропитан злом, и гореть тебе вечно в аду за то, что ты натворил.

— Нет никакого адского огня, — пробормотал святой Джон. — Есть лишь красные врата и тьма.

— Красные врата? — повторил мужчина с кувалдой. — Что это, черт подери, такое?

Святой Джон молниеносным движением извлек два кинжала и в тени можжевеловых кустов объяснил, что это значит.

Пронзительные крики троих мужчин спугнули птиц, стаей взвившихся с деревьев.

Слишком много всего одновременно пошло неправильно.

Чонг услышал звон натянутой тетивы.

До него донесся невнятный крик Сары, полный горя и ненависти.

А затем удары. Громкие и сочные.

Услышал, как Ева пронзительно вскрикнула от ужаса.

Смех жнеца по имени брат Эндрю.

А затем все эти разрозненные звуки и события слились в один ужасающий момент действия. Время словно ускорило свой бег, подгоняя всех участников происходящего, и неожиданно жизни и судьбы каждого человека на этой поляне навсегда изменились.

Чонг больше не бежал.

Он застыл на месте в позе нападающего, замерев, словно наткнувшись на невидимую стену. Он все еще сжимал в руках свой боккэн, но древко переломилось, и от сильного удара по его рукам пробегала дрожь.

Женщина, мать Евы, медленно опускалась на колени, ее крики были прекращены самым отвратительным способом.

По лицу Евы струилась кровь, но не ее собственная, а в глазах застыл безумный ужас, сотканный из непонимания и кошмарного осознания происходящего.

Брат Эндрю начал оборачиваться к ней.

Но лучник.

Лучник…

…падал.

Дэнни недоуменно посмотрел в глаза Чонгу. Затем отвел взгляд и уставился на стрелу, которую только что выпустил в него.

На стрелу, которая торчала из тела Чонга. Опустив глаза, Чонг увидел оперенный конец стрелы, торчащий из его живота. Вытянув шею, он обернулся через плечо. Заостренный наконечник, блестящий от крови, насквозь пронзил его тело.

— О, — выдохнул Чонг.

Лучник открыл было рот, чтобы заговорить, но вместо слов из его рта хлынула кровь. Чонгу показалось, что его череп приобрел неправильную форму. Он деформировался. Прогнулся внутрь. Чонг уставился на свой сломанный деревянный боккэн. Верхняя часть меча лежала на земле между ним и лучником, его верный боккэн раскололся от удара невероятной силы, который он только что нанес.

— О, — снова пробормотал Чонг.

Издав булькающий хрип, лучник упал на колени, а затем без сил завалился на бок.

Брат Эндрю отвернулся от только что убитой им женщины, и радостная улыбка медленно сползла с его лица, уступая место изумлению.

— Дэнни?.. — произнес он, не веря своим глазам.

Но лучник Дэнни уже ничего не мог ему ответить.

Чонг почувствовал, что его ноги начинают подкашиваться.

«Меня подстрелили», — подумал он.

Ручка боккэна выскользнула из его онемевших пальцев.

«У меня шок».

Он не чувствовал боли. Вообще ничего не чувствовал.

«Я погиб».

И…

«Что ж… вот что бывает с городскими мальчишками, когда они пытаются изображать героев».

Брат Эндрю шагнул к нему навстречу и, взмахнув косой, наставил ее на Чонга.

— Ах ты, гаденыш. Знаешь ли ты, что натворил?

Чонг хотел все объяснить. По меньшей мере спросить, почему этот человек, этот жнец, так разозлился из-за смерти лучника. Ведь они ясно дали понять, что посвятили себя смерти. И в таком случае его ярость из-за гибели товарища не имела смысла, ведь это была часть его веры. Эта логическая цепочка выстроилась в голове Чонга, и ему отчаянно хотелось поделиться своей философской позицией с братом Эндрю.