Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

Я вытащил бумагу, которую дал мне Чжэн, и еще раз проверил имя: Гисберт Клаус. Может, Гисберта? Нет. Невозможно, чтобы Гисберт оказался дамой, поэтому я продолжал искать. В ванной нашел женскую косметичку: румяна, прокладки, незнакомый крем под названием «Вагизил», лак для ногтей. Там же стоял отключенный дорожный утюжок, а на крючке висело вечернее платье небесно-голубого цвета, готовое к тому, чтоб его надели. Рядом с платьем были разложены миниатюрные трусики с голубым шитьем, бюстгальтер и прозрачная комбинация. Ничего, что указывало бы на присутствие мужчины.

Внезапно до меня донесся шум из коридора. Я задержал дыхание, но ничего не произошло. Кто-то вошел в соседний номер. Тем не менее испуг заставил меня отдать себе отчет в том, как я рисковал, мешкая. Я заторопился. Где-то здесь должны быть вещи Гисберта Клауса. Но, открыв чемоданы, я обнаружил то же самое: женское белье и книги по проктологии. После этого решил уйти, думая, что данные, которыми меня снабдили, содержат какую-то ошибку.

К счастью, когда я оказался за дверью, в коридоре никого не было. Я стал искать волоски и кусочки бумаги на полу, но ничего не увидел. Покончив с этим, я сел в лифт, перестав наконец чувствовать беспокойную пустоту в желудке, и спустился в холл, чтобы позвонить Чжэну. Черт, но тут я столкнулся с очередной проблемой: было слишком рано, чтобы с ним связываться. Я не хотел, чтобы у него возникли проблемы из-за звукового сигнала или вибрации телефона. Можно было бы посоветоваться с Ословски, но мне не дали его номера. Так что я решил подождать, прогулявшись тем временем по торговому центру, который располагался внизу отеля, — «Люфтганза-центр». Осматривая его, я удостоверился, что все здесь немецкого происхождения, и отель, и магазин, — идеальное место для немецкого шпиона.

Пройдясь по киоскам и купив номера «Монд», «Эль Пайс» и «Либерасьон», я вернулся в кафе, располагавшееся рядом со стойкой администратора, довольный тем, что могу посвятить несколько часов отдыху и чтению, потому что, по правде говоря, утренние события заставили меня немного понервничать. Хорошая кружка пива, фисташки или картофельные чипсы, свежие газеты — именно это мне было сейчас нужно.

Первая кружка пива была только прелюдией ко второй, вторая — к третьей, а дойдя до середины статьи Сержа Жюли в «Либерасьон» по косовской проблеме, я услышал голос, обращенный ко мне:

— Вы позволите? — Толстенький человечек на очевиднейшем американском испанском просил разрешения посмотреть «Эль Пайс».

— Конечно, пожалуйста, — сказал я.

— Спасибо, я через минуту вам ее верну.

Человек сел за соседний столик и начал читать. У него был странный акцент. Он не просто говорил по-испански, но говорил очень хорошо. Я наблюдал за ним краем глаза, намереваясь произвести физиогномический анализ. Это Клаус? Не может быть. Я знаю, что имена ни в коей мере не указывают на внешность, но, честно говоря, думая о Гисберте Клаусе, я ожидал увидеть блондина-тевтона. Это просто случайность, сказал я себе и заказал еще пива.

Через минуту, возвращая мне газету, незнакомец снова заговорил со мной.

— Благодарю. Сеньор — испанец? — спросил он.

Я не знал, что отвечать, ведь нельзя было забывать, что я выполняю секретную миссию. Но, не сумев выдумать ничего подходящего, я ответил:

— Нет, я колумбиец.

— Ах, черт, до чего же приятно, — сказал толстяк. — Самый нежный кофе в мире. Гарсиа Маркес. Ботеро. Кумбия и вальенато. Позвольте представиться, я Рубенс Серафин Смит, бразилец из Соединенных Штатов.

— Серафин Суарес Сальседо, очень рад, — представился я и тут же осекся, не потому, что я ненавижу произносить свое полное имя, которое я действительно терпеть не могу, а потому что подумал, что не должен был этого делать. Проблема в том, что Чжэн не дал мне никаких инструкций на этот счет.

— А что делает благородный соотечественник Хуана Вальдеса и Того Ла Момпосины в такой дали, если не секрет? — продолжал спрашивать человек.

— Ну… видите ли, — сказал я ему. — Я журналист, готовлю репортаж о религиях в Китае.

— О, какая интересная тема! — с энтузиазмом воскликнул он. — Я всегда хотел быть журналистом. Но, видите ли, при распределении обязанностей в этой юдоли печали мне выпало быть проктологом.

Услышав это, я похолодел. Проктолог. Журналы и записи по проктологии в номере. Неужели это и впрямь Гисберт Клаус? Вычислил меня и теперь выпытывает, что мне известно? Если это так, у меня преимущество — он не знает, что я знаю, кто он такой.

— Позвольте мне заказать выпивку, чтобы отметить наше знакомство, друг мой, — сказал человек, пересаживаясь за мой столик и подзывая официанта. — Два виски со льдом! Вас устроит виски со льдом?

— Да, устроит, — ответил я, немного не успевая за развитием событий. — Большое спасибо. Это мой любимый напиток.

— Не каждый день колумбиец и бразилец встречаются в Пекине.

Он был симпатяга и весельчак. По его словам, участвовал здесь в скучнейшем конгрессе по проктологии. Он признался мне, что, как всегда, единственное, что спасало положение, — это люди. Человеческий фактор. Потом он объяснил мне что-то, чего я не понял и что имело отношение к некому спиритуалистическому направлению внутри его профессии. Я нервничал, но делал все, чтобы казаться дружелюбным. Виски, с приятной постепенностью вливаясь в меня, помогло обрести спокойствие.

Было около восьми, когда произошло нечто чрезвычайное. Вот уже некоторое время мой симпатичный приятель по третьему кругу пересказывал аргентинские шутки, когда я вдруг заметил, что кто-то подошел к нашему столу. Это была женщина лет сорока, очень красивая, в платье небесно-голубого цвета. У меня по спине будто прошел электрический ток: на ней был тот самый наряд, который я видел в ванной Гисберта Клауса! Дыхание сбилось, мне пришлось искать воздуха в стакане с виски, но в результате я закашлялся и мне пришлось поставить его на стол.

— Эй, парень, — приветливо обратилась ко мне подошедшая дама, — ты как будто смерть увидел.

— Извините, — ответил я ей, — виски попало не в то горло… Серафин Суарес Сальседо, очень рад вас видеть.

— Наш друг-колумбиец, Омайра, — сказал врач. — Видишь, из-за твоей красоты у людей дыхание прерывается. Официант! Три порции виски!

Женщина присела за столик и закурила сигарету.

— Омайра Тинахо, рада познакомиться, извините, если я заставила вас закашляться… Постучать по спине?

— Нет, спасибо, — ответил я ей. — Уже проходит. Все в порядке, спасибо.

Я поднял голову и столкнулся с ней взглядом. На мгновение я вспомнил глаза Коринн. Горячие, без юношеской заносчивости, с такими небольшими морщинками, которые придают тайну и глубину зрелым женщинам.

Принесли виски, и я не знал, что делать: алкоголь слегка ударил мне в голову. Я пил медленно, слушая шутки проктолога о Фиделе Кастро. Омайра вызывающе смеялась. Каждый раз, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее, я сталкивался с ее взглядом, устремленным на меня.