Черный генерал - Генрих Гофман

– Ладно, Дворжак. Иди отдыхай, а утром приходи сюда. Пойдешь с нами на встречу с пражскими товарищами. Мы-то ведь их не знаем, – сказал Ушияк, отложив в сторону обращение Франка.

Оставшись вдвоем, Ушияк и Мурзин составили радиограмму в Киев, потом долго обсуждали вопросы, связанные с завтрашней встречей с пражскими товарищами. Даже укладываясь спать, продолжали они говорить об этом.

Рано утром в сопровождении Дворжака, прихватив с собой для охраны двенадцать партизан, Ушияк и Мурзин спустились с горы Чертов млин и стали подниматься по лесной туристической тропе на гору Княгиня.

Над землей стелился редкий туман. Чуть повыше, над лесом, он становился гуще. Сырой воздух неприятно холодил лицо и руки. Вскоре сквозь поредевший лес партизаны разглядели крутой косогор. На поляне сходились три туристические тропы, но на них никого не было видно.

– Ты ступай впереди, а мы пойдем за тобой на некотором расстоянии, – предложил Мурзин Дворжаку.

– Вы, наверно боитесь? Потому и хотите, чтобы я шел один.

– Иди вперед, раз тебе приказывают, – уже внушительнее сказал Мурзин и, расстегнув кобуру, вытащил пистолет. Он чувствовал, что сейчас что-то произойдет. Нет, это было не предвидение, просто каким-то внутренним чутьем он ощущал приближение опасности.

Дворжак неестественно дернул головой и покорно пошел вперед. Несколько поодаль за ним двинулись и остальные. Ушияк укоризненно покачал головой, но ничего не сказал Мурзину.

Дошли до середины поляны. Впереди, сквозь плотный туман прорезалась темная полоска густого леса. Навстречу партизанам вышли из-за деревьев три человека. Дворжак остановился, подождал остальных и, кивая на самого высокого из незнакомцев, сказал:

– Руководитель Пражского подпольного центра…

Но закончить фразу он не успел. Мурзин, разглядывавший гусиное перо на зеленой шляпе этого человека, увидел вдруг за его спиной вооруженных немцев. Они выбегали из леса и охватывали полукольцом столпившихся партизан.

– Засада! – крикнул он, хватаясь за автомат.

Дворжак и «представители пражского подполья» метнулись в сторону, мигом скатились в небольшой овражек. И тут же перестук пулеметных очередей врезался в тишину. Пули пронзительно засвистели над головами.

Мурзин кинулся на землю и дал по немцам длинную очередь. Открыли огонь и другие партизаны.

– Отходим назад! – крикнул Ушияк.

Короткими перебежками, отстреливаясь на ходу, они устремились назад через поляну к лесу. Но и там уже были немцы. Из-за деревьев вспыхивали желто-зеленые огоньки автоматных очередей. Партизаны, продолжая отстреливаться, ринулись в сторону, к обрыву. На дне явственно слышалось клокотливое урчанье горного ручья.

Вдруг Ушияк неуклюже взмахнул руками и повалился на землю. В одно мгновение Мурзин оказался возле него.

– Ян, что с тобой?

– Юра, беги в бункер, веди сюда ребят! Я продержусь…

– Нет. Я тебя не оставлю!

– Я ранен в обе ноги и, кажется, в бедро. Беги скорей за ребятами. Я тебе приказываю, – пересиливая боль, простонал Ушияк.

Мурзин с помощью двух партизан подтащил Ушияка к обрыву и, собираясь уже прыгнуть вниз, почувствовал острую боль в правой ноге. Одного взгляда на сапог было достаточно, чтобы понять, в чем дело. В голенище, чуть повыше ступни, виднелось два пулевых отверстия. «Это мелочь», – мелькнуло в сознании. И, подтянув Ушияка, он скатился с ним вместе в обрыв.

– Беги, Юрка, за ребятами. Я же приказываю, – уже со злостью сказал Ушияк.

– Берегите велителя! – приказал Мурзин партизанам и, превозмогая дикую боль в ноге, прихрамывая побежал к ручью.

Над обрывом продолжалась беспорядочная стрельба. Откуда-то издалека слышался лай собак. Стремясь запутать свой след, Мурзин зашел в воду и побрел вниз по течению. Быстрый поток обгонял его, нес впереди розовую струйку воды, перемешанной с кровью. А Мурзин все шел по скользкому каменистому дну ручья, спотыкаясь, припадая на раненую ногу, скрипя зубами от нестерпимой боли.

«Только бы хватило сил! Только бы не упасть!.. А может, вернуться и помочь Ушияку? Все-таки одним автоматом больше. Но немцев не меньше сотни. Что может сделать горсточка партизан? Нет. Возвращаться нельзя. Погибнут все! Надо быстрее поднять отряд. Тогда еще можно рассчитывать на спасение Ушияка. – Мурзин вспомнил партизана Козака, которого Ушияк оставил за себя в лагере на время отсутствия. – Эх! Если бы Козак услышал стрельбу! Он бы догадался поднять партизан. А может, он их уже ведет на гору Княгиня, может, они где-то здесь, совсем близко?»

Мурзин выбрался из ручья, пересек небольшую лощину и стал подниматься в гору. До партизанской базы оставалось совсем немного. Но что это? Там идет пальба. Неужели и туда подобрались немцы? Настороженный до предела слух уловил звуки лесного боя. Да, сомнений не было. На партизанский лагерь тоже напали каратели!

Мурзин, вконец обессиленный, опустился на землю возле высокой ели, оперся спиной о могучий ствол. Теперь выстрелы доносились совсем отчетливо. Боль становилась все сильней, отдавала в бедро, хватала за сердце. С трудом, не в силах сдержать стона, он стянул с ноги промокший, набухший кровью сапог. Испарина выступила на спине и на лбу. Но боль, казалось, поутихла.

Мурзин разделся, снял нижнюю рубашку, разорвав ее на полосы, кое-как обмотал ногу. Затем вновь надел гимнастерку, кожаную куртку и, затянув ее потуже ремнем, двинулся к лагерю. Продырявленный пулями сапог он засунул за пояс. Теперь идти стало немного легче. Между тем выстрелы, доносившиеся со стороны лагеря, стали удаляться.

Скрываясь за стволами деревьев, Мурзин все ближе и ближе подбирался к партизанским землянкам. Он уже миновал опустевший пост, где всего несколько часов назад его и Ушияка провожали дозорные. Чуть поодаль наткнулся на трупы двух партизан и трех немцев. До большого бункера оставалось не более пятисот метров, а перестрелка слышалась значительно дальше.

С величайшей предосторожностью прокрался Мурзин еще метров двести и явственно услышал отрывистую немецкую речь. Обойдя стороной опасное место, он еще ближе подобрался к бункеру, сквозь оголенные деревья разглядел множество немцев в эсэсовской форме. Никого из партизан возле бункера не было. Напрягая последние силы, Мурзин пополз назад, подальше от разгромленного партизанского лагеря. Мысль о раненом Ушияке не покидала его. Попадись ему сейчас на глаза надпоручик Дворжак, он, наверное, не раздумывая вцепился бы ему в глотку. «Вот тебе и народ, вот тебе и доверие», – вспоминал он недавний разговор с Ушияком… Успел ли Козак вывести людей из землянок? Судя по выстрелам, там в горах еще идет бой… Неожиданно обожгла мысль: «А почему же я здесь? Надо спешить к ним, чтобы принять на себя командование».

Мурзин остановился, хотел было вновь повернуть в горы, но вспомнил, что перед уходом из лагеря Ушияк приказывал Козаку в случае нападения немцев уводить отряд под Злин, к Степанову. А туда около пятидесяти километров. С перебитой ногой за ними теперь не угнаться. Главное сейчас где-то спрятаться, переждать, пока немцы уйдут из партизанского леса.