Homo sapiens? Как мы все про***ли - Том Филлипс

В декабре 1969 года в журнале Popular Science писали, что открытие «поливоды перевернет основы химии». Там также содержались пространные рассуждения о ее возможном применении в системах охлаждения, в качестве смазки для двигателей или в ядерных реакторах. Она объясняла много природных феноменов: поливода была обнаружена в глине, и именно благодаря ей глина сохраняла пастообразную консистенцию до обжига при высокой температуре, нейтрализующей эту воду. Поливода могла растолковать некоторые погодные явления, если небольшие ее количества участвовали в образовании облаков. И она совершенно точно содержалась в теле человека.

Это открытие наверняка привело бы к созданию нового раздела химии, поскольку многие лаборатории отчитались о получении других полимеризованных версий базовых химических жидкостей: полиметанола, полиацетона. От этой затеи даже повеяло опасностью: некоторые опасались, что она может получить применение в военной отрасли и даже стать основой для нового оружия: ее структура предполагала, что она находится на более низком энергетическом уровне, чем простая вода, а это давало основания предполагать, что взаимодействие поливоды и воды может вызвать цепную реакцию, провоцирующую перестройку простой воды и ее превращение в полимер. Всего капля поливоды, попавшая в стратегический водоем или реку, как следовало из теории, могла постепенно изменить все водную массу, обратив ее в сироп. Так можно было лишить водных запасов целую страну.

По тревоге издания Science поднялось американское правительство. Агенты ФБР допросили всех исследователей, задействованных в разработках: им нужно было заполучить в свои руки все данные о революционных открытиях. О поливоде нервно писали все СМИ, от New York Times до мелких местечковых газеток: США отставали от русских? Изучение поливоды стало приоритетом, на него выделили средства. Сотни научных работ на эту тему были опубликованы только в 1970 году. «Хорошие новости, – с облегчением рапортовал The Wall Street Journal в 1969 году, когда был освоен первый бюджет, – США, похоже, наверстало отставание в области поливоды, и Петагон субсидирует усилия по разработке более совершенных поливодных технологий, чем советские».

Наверное, вы уже догадались, правда? Вы уже довольно давно читаете эту книгу, и вам должно быть совершенно очевидно, что история о поливоде закончилась не научным триумфом – все хлопают друг друга по плечу, каждому второму выдают Нобелевские премии. Но только в начале 1970-х годов, после многолетних исследований в лучших лабораториях и под руководством талантливейших ученых со всех континентов на свет вышла правда: никакой поливоды не существует. Нет ее. То, что открыли Федякин и Дерягин и что исследователи со всего мира пытались получить много лет, дотошно исследовали и воспроизводили, было субстанцией, которую с наибольшей точностью описывает словосочетание «грязная вода». За всеми чудесными свойствами поливоды, как оказалось, стояли обычные примеси, которые прокрались на стерильное оборудование. Один скептически настроенный американский ученый, Дэнис Руссо, сумел повторить результаты спектрального анализа поливоды почти с ювелирной точностью при помощи нескольких капель собственного пота, выжатых из футболки после гандбольного матча. И контроль над этой загадочной жидкостью сверхдержавы стремились заполучить в разгар холодной войны. Пот. Очень неловко.

Нельзя сказать, что не были слышны голоса других скептиков: многие ученые подозревали, что научные основания «открытия» неудовлетворительны. Один из них даже заявил, что он бросит занятия химией, если окажется, что поливода и вправду существует. Но часто бывает тяжело опровергнуть что-то, во первых, потому что в глубине души всегда сидел страх – вдруг твоя поливода не делает того, что положено поливоде, по той простой причине, что ты сделал неправильную поливоду. Получить хоть сколько-нибудь значительное количество поливоды было сложно, и более того, в нервозной атмосфере холодной войны занятые передовой наукой ученые с нескольких континентов видели то, что им велено было видеть, и весьма преувеличивали неясные или противоречивые результаты экспериментов. Вся эта научная передряга была следствием навязывания точки зрения.

Прежде чем все признали, что вся возня с поливодой была ошибкой, прошли годы – годы с момента первых научных статей, отрицающих существование поливоды (в том числе в журнале Science в 1970 году). Эллисон Тейлор, один из скептиков, поучаствовавший в окончательном разоблачении поливоды, в 1971 году писал в журнале национальной лаборатории Оак-Ридж: «[Мы] с самого начала знали, что они неправы, и я полагаю, что многие, кто не принимал в этом участия, знали тоже, но никто из главных протагонистов не подал виду, что признает эту точку зрения». Popular Science в июне 1973 года даже опубликовала статью под заголовком «Как вырастить собственную поливоду» и подзаголовком «Некоторые эксперты уверяют, что этого вещества не существует. Но есть способ добыть ее в количестве, достаточном для ваших личных экспериментов».

Это было далеко не первое происшествие подобного рода. Разумеется, на заре науки (еще до того, как изобрели само слово «наука») было полно популярных теорий, которые оказались совершенно неверными. В XVIII веке говорили о флогистоне, таинственной субстанции, содержащейся во всем, что может гореть, и высвобождаемой во время горения. В XIX веке был светоносный эфир, невидимая, пронизывающая Вселенную сущность, проводящая свет. Однако эти глупости имеют одно важное отличие: это были попытки объяснить что-то, чего не могла объяснить наука того времени. И примерно так и работает научное знание.

История науки – относительно приличное повествование по одной причине – наука (по крайней мере в теории) начинается с разумного, но обесценивающего себя же предположения, что большая часть наших представлений об устройстве мира окажется ложной. И научные методы нужны, чтобы спрямить тропинку к истине, найти верное решение, и это происходит постепенно, то есть со временем мы оказываемся все менее и менее неправы. Итак, у вас есть идея о том, как все устроено; чтобы проверить, если у нее право на существование, вы стараетесь отыскать то, что в ней может быть не так. Если вам не удается доказать, что вы неправы, вы делаете еще попытку или делаете попытку вверх ногами. И через некоторое время вы сообщаете миру, что вам не удалось доказать свою неправоту, после чего все остальные стараются доказать, что вы заблуждаетесь. Если ни у кого из окружающих это тоже не получится, медленно они начнут свыкаться с мыслью, что вы можете оказаться правы или по крайней мере чуть менее неправы, чем выразители альтернативных точек зрения.

Конечно, в реальности все происходит немного не так. Ученые похожи на остальных людей: они тоже исходят из той опасной предпосылки, что их взгляд на мир – правильный, игнорируя всех, кто с этим спорит. А потому все инструменты науки – рецензирование, повторение экспериментов и прочее – нужны как раз для того, чтобы пресечь это безобразие. Но это не слишком эффективная «защита от дурака», потому что групповое мышление, мода, политическое давление и идеологические шоры тоже встречаются в жизни ученых.

Вот так можно получить критическую массу ученых из разных научных институтов разных стран, которые убеждают себя, что видят одну и ту же воображаемую субстанцию. И сага о поливоде – не единственный такой случай: за шесть десятилетий до того научный мир потрясло открытие совершенного нового вида излучения. Эти замечательные лучи (которые оказались мифическими) назвали Н-лучами. Они были «обнаружены» во Франции и имя свое получили по городу Нанси, где работал Рене Блондло, обладатель многих почетных званий и наград, признанный физик-экспериментатор большого таланта и усердия. Это было в 1903 году, менее чем через 10 лет после открытия рентгеновских лучей (X-лучей), которое «запустило волну» через эту научную область, и потому люди с понятным трепетом ожидали, что могут быть открыты и новые виды излучения – там, здесь и повсюду. Более того, как и в случае с поливодой, речь шла о международном соперничестве. Рентгеновское излучение было открыто в Германии, но французам также хотелось урвать немного научной славы.