Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов

— И Зобова тоже — ну, не первым, но осматривал место в числе первых.

— Вы расторопны.

— А вы будто бы и не любопытны, — д'Арсонваль шутливо погрозил ему пальцем. — Скажете, что вас и легенда о здешней Каштанке не интересует?

— Любителей сказок может заинтересовать, — Ватников демонстративно вытянулся на постели и заложил руки за голову. Он слышал уже и про цирк, и про кладбище.

Начмед помолчал. Потом, чуть передернувшись, глухо бросил:

— Я видел там следы. И в первый раз, и во второй.

— Вот как? — В глазах Ватникова сверкнул огонек. — И какие же — мужские или женские?

Д'Арсонваль придвинулся к нему вплотную:

— Иван Павлович, это были отпечатки лап пятиногой собаки.

Внутренний Хомский разрядил оба ствола, и у Ивана Павловича заложило в ушах.

— Вы сами их видели? — быстро спросил он начмеда.

Тот серьезно кивнул.

— Сам. Собака, по-видимому, побывала на улице — пришла оттуда, отпечатки были довольно грязные. Я разглядел и следы самого Зобова. У него были повреждены ноги, но расстояние между его следами вдруг резко увеличилось.

Ватников сел и взялся за виски.

— Так, — сказал он, не находя нужных слов. И обратился к Хомскому, который сидел себе на мозжечковом намете, свесив ноги в больничных тапках: "Почему ты не скажешь мне всего напрямую, Хомский? Ведь ты знаешь все?"

"Многое ведаю, — согласился Хомский, — но уста мои на замке."

"Тогда намекни, — взмолился Иван Павлович, — дай подсказку!"

Д'Арсонваль, склонив голову на плечо, наблюдал за Ватниковым, понимая, что тот занимается серьезным и почетным умственным трудом.

Молчание длилось довольно долго, потом Хомский прохрипел:

"Сходи на задний двор и погляди там. Сходи, погляди. Покружись там, порыскай".

"И это все? А что дальше? Что мне искать на заднем дворе?"

"Пока это все. Терпи — скажу больше, если будет дозволено. На заднем дворе не искать ничего, тебя самого найдут".

"Но кто?"

Хомский замолчал окончательно; он даже встал и повернулся спиной, выказывая откровенное неуважение корковым структурам мозга, ответственным за интеллектуальную деятельность.

Доктор Ватников перевел дыхание и посмотрел на д'Арсонваля.

— Выпить не желаете? — осведомился начмед.

Психиатр лишился дара речи.

— Не кривляйтесь, — и начмед, в свою очередь, скривился сам. — Здесь пьют все, и вы тоже пьете. Я просто жалею вас, я знаю, что вы стеснены в средствах. Вы все равно будете пить — со мной или без меня. Я угощу вас приличным напитком, а не овсянкой и не боярышником, которыми вы выжигаете себе паренхиматозные органы. Сколько килограммов вы сбросили на этих пузырьках, Иван Павлович? Восьемь? — У начмеда неожиданно проявился французский акцент. — Двенадцать? Я не имел удовольствия знать вас прежде, но выглядите вы неважнецки.

Ватников, немного подумав, не стал возражать:

— Плесните, — разрешил он осторожно.

Д'Арсонваль достал из кармана халата плоскую фляжку с водкой настолько знаменитой, что делать ей здесь рекламу нет никакой нужды. Он налил Ватникову половину железной кружки, но сам наотрез отказался, ссылаясь на совещание.

— Не у нас совещание, не в "Чеховке", — уточнил он, так как Иван Павлович, конечно, не хуже других знал, что перед Николаевым с недавних пор дозволялось появляться в каком угодно виде и совещаться тоже о чем угодно. Главврач стремительно терял контакт с действительностью.

— Выездное? — Иван Павлович понюхал обломок печенья.

— Именно так. Слушайте дальше, Иван Павлович. Такие же следы — ну, не совсем, но похожие — я обнаружил на лестнице. Рауш-Дедушкин не шел в библиотеку, он стоял там, на ступенях, в полумраке, и ждал кого-то.

— Почему вы так думаете?

— Потому что пепел дважды упал с его сигареты.

"Именно такой помощник нам и нужен", — пробурчал Хомский, и эти слова эхом разнеслись по мозговым полушариям Ватникова, запрыгали шариками, заиграли весенними красками.

— А потом?

— Потом? Потом мне показалось, что он стал двигаться на цыпочках. Но это, — и здесь д'Арсонваль виновато вздохнул, — конечно же, было полнейшим идиотизмом с моей стороны — так считать.

— Конечно. Извините, — спохватился Ватников.

— Пустяки. Вы догадались?

— Конечно. Он бежал со всех ног, он спасался, и у него не выдержало сердце. На вскрытии нашли инфаркт? Или инсульт?

Начмед кивнул:

— Инфаркт. Обширный, с переходом на заднюю стенку. Бедняга много курил.

— А собачьи следы? Вы их видели?

— Видел, — мрачно ответил начмед. — Вы не находите, что этих следов слишком много — я имею в виду последствия природных отправлений? Больница перегружена собачьим дерьмом, комиссия следует за комиссией, но собаку не видит никто.

"Ба-бах!" — это выстрелил Хомский, и Ватникова осенило.

— Собаку не ловит никто потому, что каждый думает, будто она ему кажется. К чему же ее ловить?

Д'Арсонваль глубоко задумался.

— А ведь вы правы, — молвил он с неожиданной почтительностью. — Мне кажется, что лечение определенно идет на пользу вашему мозгу.

"Угу", — язвительно засмеялся Хомский, засевший где-то в задней черепной ямке.

— Буду с вами откровенен, — решился начмед. — Я разговариваю с вами лишь потому, что вы в свое время занимались расследованием убийства. Убили человека, которого положили в больницу по распоряжению Дмитрия Дмитриевича. С этой госпитализацией не все гладко. Этого человека искали — по словам Николаева, работники военкомата. А если нет? Если его искал — и нашел — кто-то другой? И Николаеву известно об этом деле намного больше, чем он говорит?

Иван Павлович уставился в пол.

— Дело давнее, — пробормотал он. — Не хочу его ворошить. И я не вижу связи между делом тем и делами нынешними.

— И я не вижу, — с готовностью подхватил д'Арсонваль. — Но она не исключена. Ведь правда? Вы не можете ее исключить?

Ватникову отчаянно хотелось сказать, что подобную связь можно исключить если не на сто, то на двести процентов, но он не хотел терять наладившейся связи с начмедом и так вот сразу разочаровывать его. Ему показалось, что правильнее будет выгадать время.

— У меня разболелась голова, — пожаловался он с напускной стеснительностью: негоже врачу сетовать на свои болячки. — Извините.