Философия красоты - Екатерина Лесина

Верочка советует? Но он же не псих, он просто устал, отдохнуть бы, на дачке, с удочкой в руках, теплой печкой в доме, холодной водочкой и хрустящими зелеными огурцами в качестве закуски. В идиллическую картину плавно вписался Михалыч с его пространными размышлениями о ней.

Михалыч… Михалыч и сам не предполагал, насколько помог своей историей двадцати шестилетней давности. Вроде бы никакой связи между Сумочкиным и Подберезинской, но только на первый взгляд. Хорошо, что Эгинеев не поленился поискать в архиве дело, а потом и в Ряжино съездить, чтобы подтвердить догадку.

Связь была, да еще какая. Аронов Николай Петрович и Лехин Марат Сергеевич учились в одном классе с Подеберезинской, а значит… Значит, стоит искать дальше, хотя бы для того, чтобы отвадить покойного Ромочку от сновидений капитана Эгинеева.

Химера

В первый же вечер Иван напился. Вот просто взял и нажрался до невменяемого состояния безо всякой на то причины. Ненавижу алкоголиков, а похоже на то, что Иван – самый натуральный алкоголик.

Блин. Вот повезло-то. Надо будет поговорить с Ник-Ником. Хотя… что я ему скажу? Что не хочу работать со знаменитым, именитым и прославленным Шеревым потому, что он алкоголик? Скорее всего Аронов в курсе, поэтому плюнет на мои возражения и велит не беспокоится. Да и кто я такая, чтобы критиковать Ивана Шерева?

Воздух в квартире вонял водкой, такое чувство, что ею пол мыли, теперь точно не засну, все-таки в моем подземелье было поспокойнее. Нет, ну кто бы мог подумать. Не понимаю, зачем Ивану пить? У него же есть все и даже больше, он успешен, знаменит, неплохо зарабатывает, публика его обожает, коллеги ценят, жена, которая изредка возникает где-то на заднем фоне, отзывается о царственном супруге с трепетом и уважением. А он, скотина, пьет.

Про жену и коллег я вычитала в газетах – про Ивана писали много и ярко – про публику сама догадалась, такого актера, как Иван, нельзя не любить.

Остаток вечера я провела, бесцельно слоняясь по квартире. Чувство странное: точно знаю, что все делаю правильно, а все равно кажется, будто не туда свернула.

Послезавтра выступление, самое настоящее, с длинной снежно-белой дорогой в зал, которую Аронов нежно называл подиумом, а девчонки – «языком», и зрителями. Зрителей я боюсь – они будут смотреть, запоминать, выискивать малейшие детали, чтобы потом, ткнув в спину пальцем, заявить: «А она – уродина…»

А король-то голый…

Как в сказке.

Что будет со мной, если кто-нибудь догадается об уродстве? Что будет со мной, если я ошибусь? Или Иван? Сегодня, на репетиции, он был безупречен, а сейчас валяется тупым пьяным бревном. Пнуть бы его… все равно не почувствует, а я хоть душу отведу.

Зеркало дразнило черной маской, и сколько бы я ни силилась разглядеть за ней лицо – бесполезно. У меня больше нет лица.

Меня тоже больше нет. Это к лучшему, я бы не справилась, а Химера – она сильная, она сможет…

Разбудил меня Иван. Взлохмаченный, с опухшим лицом и мутными глазами он выглядел лет на пятьдесят, а то и старше. Алкоголик, одним словом.

– Привет. – Иван икнул, почесал голый живот и доверительно спросил: – Выпить есть?

– Отвали, – вчерашний пиетет перед звездой рассеялся в алкогольном тумане. Если он думает, что я, подобно четырнадцатилетней фанатке, дуреющей от одного благосклонного взгляда, брошусь выполнять все его капризы, то глубоко заблуждается. Для себя я уже все решила: Шерев алкоголик, значит, обращаться с ним нужно, как с алкоголиком. То есть не давать поблажек.

– Злая. – Вместо того, чтобы уйти, Иван забрался на кровать и, вытянувшись во весь немаленький рост, предложил. – Давай знакомится.

– Вчера знакомились. – К моему удивлению, перегаром от него не пахло. А должно было: вчера я лично выбросила две пустые водочные бутылки. Зато пахло зубной пастой и туалетной водой.

– Вчера было понарошку, а сегодня – всерьез.

– Почему это?

– А обязательно должна быть причина?

– Обязательно. – Этот разговор начал меня раздражать. Понарошку, всерьез – детские игры какие-то.

– Прагматичная, – отметил Иван. – Полезное качество. Ладно, раз тебе обязательно нужна причина…

– Мне нужно, чтобы ты убрался, – я даже попыталась спихнуть его с кровати. Ага, как бы не так, Иван убираться не желал и мои усилия попросту проигнорировал. С его весом – центнер, не меньше – это просто.

– Во-первых, мне нужно знать, как к тебе обращаться, чтобы не попасть в идиотскую ситуацию. Во-вторых, твое лицо. Что с ним?

– Не твое собачье дело.

– Может и не мое, а может, и мое. Итак, скажи, прелестное созданье, как тебя зовут?

У него зеленые глаза. Не синие, как на телеэкране, а зеленые, специфического болотного оттенка, мутноватые, наглые и удивительные.

– Ты линзы носишь?

– А ты маску. У каждого свои секреты. Ну что, будем знакомится или предпочитаешь и дальше прятаться?

– Я не прячусь.

– Ага, конечно, так я и поверил. И маской чудною лицо сокрыто, и в отраженьях заблудившись душа страдает… Ник-Ник – великий мистификатор, Гудини нового времени, пользуется излишней практичностью нынешнего мира и дурит головы всем вокруг.

– Не понимаю. – Я села на кровати и на всякий случай натянула одеяло до подбородка: ну стесняюсь я незнакомых мужчин. Правда, Иван мои маневры проигнорировал, а чего я ждала? Во-первых, он не в том возрасте, чтобы бросаться на первую попавшуюся женщину только потому, что та не совсем одета. Во-вторых, сомневаюсь, что он испытывает недостаток в женском внимании. Да любая самая красивая раскрасавица с удовольствием прыгнет к Шереву в постель, стоит только поманить. В-третьих… в-третьих, немного обидно. Женщины – существа противоречивые.

– Вот только не надо на меня так смотреть, – пробурчал Иван, переворачиваясь на живот.

– Как «так»?

– Так, словно ты влюблена без памяти. Я, между прочим, женат.

– Между прочим, сколь помнится, тебе это никогда не мешало.

– Откуда такая осведомленность? – Когда он улыбался, на щеках проявлялись ямочки, а между передними зубами щербинка, она приковывает взгляд и… Черт побери, он же алкоголик, ловелас и вообще неподходящий объект для чувств. Да и не собираюсь я влюбляться.

– В газетах прочитала.

– Ах, газеты, они знают все и обо всем. Не представляешь, сколько эти твари крови попортили. Впрочем, милая моя, у тебя еще все впереди. Слава – горькое блюдо.

– Меня зовут Оксана. Ксана. – Аронов строго-настрого запретил называть настоящее имя кому бы то ни было, но Иван… Черт, он же напарник, то есть тот, кто будет работать со мной, он должен знать правду. Должен. Нельзя начинать отношения с вранья.

– Ксана. Темная Африка в простом украинском имени? Ник-Ник придумал? Можешь