Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Тот же жвиркл Ричарда хорошенько пожевал… с десяток швов наложить пришлось. А еще грызлы были, здоровая стая, обосновавшаяся на Высяцких пустошах. И деревеньки, которые скинулись, чтобы нанять хоть кого-то, способного от грызл защитить… две дюжины дворов. Две сотни людей… дети и скотина, которую ценили едва ли не больше детей. Без скотины не прожить. А на пустошах выпасы и…

— У тебя обезболивающее есть? — Она осматривала руку осторожно и хмурилась.

— Есть.

— В сумке? — легкая усмешка.

Она просто не понимает, где оказалась и чем это грозит. А Ричард… ладно, собственная шкура, она ко многому привычная. И один он что-нибудь да придумал бы. А нет, невелика беда. Да, мать переживала бы, но кроме нее, если разобраться, кому он нужен, бродячий некромант без шанса устроиться в жизни? Вот именно… но девчонку было жаль.

Пусть и лайра.

— Какое из них? — Она вытащила с полдюжины пузырьков. — Ты бы их хоть подписал, что ли?

— Зачем? Вот этот, — он ткнул пальцем во флакон с соком живицы. — Пару капель и…

Он зажмурился и губу закусил, но стона не сдержал. Сок опалил холодом, но в следующее мгновенье ладони занемели. И это было благодатью.

Впрочем, долго благодать не продлится.

— Как ты думаешь, Милия и вправду не знала? Сиди смирно. Я должна снять ткань… будет неприятно…

— Не будет. Я рук не чувствую. Это временно, так что поспеши… нож возьми… нет, не этот, этот ритуальный, а я себя в жертву принести пока не готов.

Она лишь фыркнула, но отложила кинжал из болотного железа. А вот его походный набор инструментов рассматривала долго и внимательно.

— Знаешь… — Оливия выбрала скальпель-десятку из подгорной стали и щипцы. — Если бы я была чуть более мнительной, приняла бы тебя за маньяка.

— Кого?

— Человек, одержимый… страстью к убийству.

— А… нет, я живых не трогаю. Милия же… думаю, знала. Не с самого начала, но она и вправду из старых… редкость по нынешним временам. Ее предки, насколько понимаю, предпочитали не высовываться. И правильно. Староимперскую знать вычищали… не всю, выходит…

Даже сквозь немоту ощущалось холодное прикосновение щипцов. Неприятно.

— Она бы почуяла неладное…

— Тогда почему?

— Или почуяла не сразу… или… ее устраивало.

— Что?

Такое искреннее удивление. Неужели она настолько наивна?

— Хотите сказать, что она знала и жила с… с… этим?

— Ну… — Ричард перевернул руку тыльной стороной ладони вверх. — Может, я и поспешил, но… во-первых, она могла не знать, что имеет дело именно с вывертнем. Те — твари осторожные, а голос крови… мог подсказать, что с мужем неладно, но не дать четкого ответа, где именно неладно.

Треклятая монета лежала себе.

И ведь не выпустят, пока Ричард не добудет ее… да и сам он не готов отступить, не теперь, когда уже почти получилось. Надо просто хорошенько подумать.

— Во-вторых, выглядел он вполне себе человеком. Думаю, если бы повадился разгуливать по дому в виде, в котором вы имели честь его лицезреть, она быстро нашла бы способ…

— А почему он ее не…

Она отложила пинцет и вытряхнула содержимое сумки. Нахмурилась.

— У вас нет бинтов?

— В сумке? Нет? Тогда закончились, наверное. — Ричард потер мизинцем ухо, которое, в отличие от ладоней, чувствовал распрекрасно. И трогать его не следовало, но вот удержаться было выше его сил. — И мы, кажется, на «ты» переходили…

— Да? Пускай. — Оливия задрала бархатные юбки и, наклонившись, дернула нижнюю. Что ж, неплохой вариант. Правда, ткань оказалась прочной.

— Нож возьми…

— Сама разберусь.

Она все же взяла клинок. Третий номер. Для жертв средней величины… кажется, Ричард им только однажды и пользовался, когда свинью раскладывал.

…потом блевал все утро.

— А он ее не мог… точнее, мог, но это однозначно привлекло бы внимание. Расследование началось бы. И как знать, вдруг бы кто обратил внимание на скромного вдовца. Да и она… одно дело — стать почтенной вдовой, женщиной, чей муж погиб, защищая любимую супругу…

Оливия громко фыркнула.

И накинула белую полосу ткани на руку Ричарда.

— …и совсем другое — женой вывертня. Этого бы не простили… поэтому она и не могла действовать официальным путем. А вот воспользоваться ситуацией… в Старой Империи умели ловить нужный момент.

Повязку Оливия накладывала быстро и аккуратно.

И не морщилась, хотя на то, во что превратились его, Ричарда руки, и самому смотреть было неприятно. Ничего… добраться бы до дома… Тихон подлечит.

Вздохнет.

Взглянет укоризненно: разве можно быть столь беспечным?

И все одно залечит. Альвинийская магия похожа на теплый весенний ветер с запахом трав… или воды… взморье… он до моря так и не добрался, все как-то было недосуг. А теперь вряд ли получится, потому что если эта монета существует, то есть и другие. И долг Ричарда рассказать обо всем.

Правда, большой вопрос, будут ли его слушать.

— Понятно. То есть ничего не понятно. — Оливия осторожно убрала хвосты повязки. — Но ты мне потом еще объяснишь, ладно?

— Ладно.

Сейчас он был согласен если не на все, то на многое.

— А теперь скажи… — Она вернула инструмент на место. — Как мы отсюда выбираться будем…

Это Ричарду и самому хотелось бы знать.

Я ненавидела лилии.

Белые лилии. Восковые цветы, сам вид которых у меня прочно ассоциировался с похоронами. Нет, я признавала, что лилии по-своему элегантны, что стоят они дольше, а сильный их аромат…

…бабушка лилии любила.

И я посадила их на ее могиле. Белые, конечно же белые. Остальные — слишком вызывающе. Леди же пристала сдержанная искристая белизна.

В храме пахло лилиями. И не просто лилиями, но именно теми, которые выросли на бабушкиной могиле. Запах этот, явственный, отчетливый, заставлял закусывать губу — дурная привычка, Оливия. Леди не грызут губы. И ногти не обкусывают.

Не плачут.

И вообще ведут себя сдержанно.

Я пыталась.

Только чем дальше, тем сильней увязала в меду эмоций. Будто с души отошла заморозка… хорошее сравнение. Я вдруг осознала, что раньше, после бабушкиной смерти, жила по инерции. По старому распорядку, цепляясь за мелочи, вроде накрахмаленных салфеток и столового серебра, которое надлежало чистить в последнюю субботу каждого месяца. Сервиза фарфорового. И набора крючков.