Всем стоять на Занзибаре - Джон Браннер

(нелегально в следующих штатах…)

(ИСКУССТВО. Прозвище моего лучшего друга из Тулсы, штат Орегон, с которым я познакомился в одиннадцать лет. Хотелось бы получить от него весточку. Слишком много ходит кругом мошенников, присвоивших себе его прозвище всуе.

«Словарь гиперпреступности» Чада С. Муллигана)

Растянувшаяся нагой на кушетке, с волосами, выкрашенными в наимоднейший бронзовый оттенок, который по всеобщему мнению ей идет, за экраном, который закрывает большую часть ее тела от видоискателя телефона, но омывает ее сине-белыми сполохами ламп дневного света, Саша Петерсон вовсе не выглядела на свои сорок. Округлые формы, кожа упругая на шее, на плечах, на грудях с карминовыми сосками, на животе и лобке с волосками, выкрашенными под цвет кудрей на голове (никогда ничего не забывай, никогда ничего не выдавай, никогда-никогда-никогда не упускай ни одной уловки), она весила чуть больше, чем следовало бы, но не настолько, чтобы начать беспокоиться.

– Не пара, – говорила она экрану. – Конечно, Филипп был разочарован, когда я так сказала, но какие тайны могут быть у матери от единственного сына, это же, согласитесь, самые близкие человеческие отношения. Если меня что-то сильно тревожит, я говорю об этом открыто и, разумеется, и от Филиппа ожидаю того же. Извини, Элис, одну минутку. Милый!

Сидевший в кресле у дальней стены Филипп в выходном костюме популярного лет десять назад среди холостяков покроя поднял глаза. Это был двадцатилетний детина с угрями, вывести которые не смогли даже самые современные дерматологические ухищрения.

– Принеси мне еще одну «отвертку», ладно?

Рука с безупречно хромированными ноготками протянула пустой бокал эпохи короля Якова. В хрустальных гранях разлетелся алмазными брызгами свет ультрафиолетовых ламп.

– Ты не против, если я себе тоже смешаю?

– Лучше не стоит, милый. Ты уже выпил один, а ты ведь не настолько… э… закаленный, как твоя старая мамочка, правда? – Потом, когда он забрал бокал: – Поэтому сомневаюсь, что мы снова увидим Лейси. Какая жалость, ведь она по-своему и впрямь милая девочка и, не будем отрицать, умненькая. Но она… мы же не боимся говорить начистоту, правда? – простушка. К тому же она на три года старше Филиппа, а на мой взгляд, в их возрасте это совершенно несоразмерная разница, как по-твоему? Я хочу сказать, если рассматривать в процентном отношении… Ведь Филиппу только двадцать. О, миллиард спасибо, солнышко!

Когда сын наклонился, она потрепала его по волосам, потом забрала у него и снова поставила рядом с собой бокал.

– И раз уж ты все равно встал, сладенький, прикури мне «бей-голд», ладно? Только смотри не затягивайся, хорошо?

Подойдя к столу, Филипп открыл портсигар с косяками, поднес к кончику огонь и послушно выпустил первую одну восьмую дюйма в равнодушный к кайфу воздух.

– Впрочем, я все равно сегодня остаюсь одна: он встречается с милым Аароном, они вместе учились, когда Филипп занимался… Силы небесные, тебе уже давно пора идти, а, сливочный ты мой?

– Если ты не против.

– Господи помилуй, нет, конечно! Разумеется, я не против! Но ты же вернешься, как только сможешь, обещаешь? – Металлизированными коготками она забрала у него косяк. – Поцелуй свою старую мамочку на прощание и передай привет Аарону.

– Чмок-чмок.

– Ты ведь любишь свою мамочку, правда, Филипп? Ну, до встречи. Да, кстати, Элис, я вот зачем звоню: я припомнила, будто ты говорила, что знаешь кого-то в том департаменте, где разбирали дела, когда пришла повестка мальчику Уилкинсов. Ну, вот и нас наконец постигла неизбежная неприятность, и хотя это сущая чепуха, я подумала, может быть, ты…

– Да, Саша, – сказал Филипп, отвечая на вопрос, про который она давно забыла.

Громадный, расширяющийся человеческий вакуум. Руки, ноги, живот – точно туннели, дребезжащие с каждым ударом отвратительного пульса тошноты. Понемногу, болезненно стягивается паутинка нестойких перекрестных ссылок и складывается в…

Личность. Позывы к рвоте. Синяки. Все тело ломит. Дональд Хоган. Он предпочел бы не приходить в сознание, остаться в черной пустоте, но действие полицейского сонного газа вдруг прекратилось, а побочные эффекты были специально сведены к тошноте и слабости, самым унизительным ощущениям.

Перекатившись на бок, он обнаружил, что никакой опоры под ним нет. Страх упасть неизвестно куда заставил его собраться. Поглядел и схватился он одновременно: рука потянулась к металлическому пруту, глаз воспринял безумную, неразрешимую загадку форм и линий.

Он едва не скатился с чего-то, что больше напоминало полку, чем койку, но даже скатись он, то все равно упал бы всего на пару дюймов – он лежал на самом нижнем уровне. За стальной решеткой тянулись ряды поставленных одна на другую ячеек, в каждой из которых лежало тело. Дональд вяло решил, что и по его сторону решетки, наверное, есть похожие отделения, в одном из них находится он сам. Мужчина и женщина в полицейской форме, двигаясь по проходу, нажимали кнопки бегунков, поднимающих решетки, которые отделяли один комплект заключенных от другого. Визжал и лязгал метал. Полицейские вошли в его отсек, у каждого было по диктофону, в которые они говорили по очереди в зависимости от того, был ли регистрируемый заключенный мужчина или женщина. Вот они нагнулись и, не опуская диктофонов, начали обыскивать лежащего без сознания беднягу. На полке против него, как заметил вдруг Дональд, в луже собственной блевотины лежала светловолосая девушка.

– Давай скорее, – сказала женщина. – Эта партия едва-едва нюхнула и скоро уже прочухается.

– Ладно. Вот этот по документам…

Дональд опрометчиво попытался сесть и обнаружил, что над головой у него всего девять дюймов, к тому же, ударившись о верхнюю полку, он привлек внимание полицейских.

– Видишь, о чем я говорила – сказала женщина, с тяжким вздохом повернулась и приказала ему через разделительную сетку. – Ложись… И твой черед настанет.

Дональд усилием воли опустил на пол правые руку и ногу, а потом мучительно перенес на ноги весь свой неподъемный вес, рукой при этом цепляясь для равновесия за четвертую полку.

– Что происходит? Где я?

Насколько хватал глаз, голые лампочки освещали ряды выложенных точно в морге тел.

– Да уймись ты, – сказала женщина и повернулась к нему спиной.

– Послушайте! Вы похватали скандалистов, но во всем виноват таксист-мошенник…

– Вот дерьмо! – Полицейский топнул – несообразно манерный жест для дюжего детины шести футов ростом, мускулистого и со сломанным носом. Но в наши дни… – Ладно, говнюк, в чем дело?

– Таксист! Это из-за него начались беспорядки! Вы нашли таксиста?