Всем стоять на Занзибаре - Джон Браннер

Он выключил магнитофон и смахнул микрофон назад в ящик стола, который со стуком закрыл.

– И будь у меня время, – заключил он, – думается, я так бы и поступил.

Дрожа всем телом, Дональд заставил себя подняться.

– Вы считаете, – начал он, – что сегодня человеку следует запретить ходить по улицам его родного города только потому, что с ним может случиться нечто такое, что случилось со мной?

– Сами можете вероятность посчитать, – сказал капитан. – На данный момент у нас есть все доказательства, что в ста процентах случаев именно так и происходит. Убирайтесь, пока я не передумал, и своего коричневоносого сожителя с собой прихватите, будьте добры. Он еще не в состоянии сам добраться до дома, но я был бы весьма признателен, если бы он не занимал у меня место.

«На мой взгляд, самая страшная из когда-либо опубликованных книг – это «Статистика ссор со смертельным исходом» Льюиса Ф. Ричардсона[32]. Вы, вероятно, о ней даже не слышали, хотя для понимания дерьма, в которое вы влипли, она важна почти так же, как «О происхождении видов» Дарвина, которое вы проходили в четвертом классе. И именно потому, что она вселяет такой ужас, доступ к ней получают только те «эксперты», которые надлежащим образом укрыты за броней предвзятости, помогающей им раз и навсегда от труда Ричардсона отмахнуться.

Впрочем, вы и по этой теме тоже, разумеется, считаете себя экспертом – в точности так обстояли дела, когда Дарвин начал ворошить осиное гнездо. Люди знали, что они обладающие сознанием и разумом существа и, по всей видимости, соглашаясь признать сходство между собой и хорошо знакомыми им животными, приписывали это сходство недостатку воображения у Создателя – или, возможно, даже восхваляли должно пуританскую бережливость в Его нежелании отказываться от добротного рабочего проекта, уже прошедшего полевые испытания на обезьянах.

Поэтому вы верите, что в интересах своей семьи, друзей и соотечественников (и никого иного!) натягиваете военную форму, берете выданное вам оружие и отправляетесь умирать кроваво и грязно на болоте в каком-то таком месте, куда ни за что – даже будь вы столетний долгожитель, побывавший уже везде, кроме Марса, – не поехали бы в отпуск.

А Ричардсон, по сути, продемонстрировал (и это было подтверждено небольшой группкой людей, которые последние полвека продолжали его работу), что война подчиняется стохастическому распределению: иными словами, с одной стороны, она никогда не бывает абсолютно случайна, а с другой стороны – ее причины и характер не поддаются единой систематизации. Абстрактная модель существует, но невозможно вывести формулу, которая была бы применима и верна в каждом специфическом случае.

Иными словами, феномен войны независим от волевого элемента. Не имеет значения, какое именно было – и было ли – принято рациональное решение: война, как и погода, просто случается.

Задолго до Ричардсона, если быть точным, перед Первой мировой войной, Норман Энджел[33]продемонстрировал, что концепция войны ради выгоды устарела. Победители зачастую несут затраты и потери большие, чем побежденные. Он был прав, и Первая мировая война это доказала. Вторая вбивала в нас эту истину всеми средствами, вплоть до ядерного оружия. Если бы речь шла об отдельном человеке, мы бы считали свидетельством безумия многократные начинания, результатом которых оказывается потеря именно того, чего данный человек, по его утверждениям, пытался добиться. Не менее противоречит здравому смыслу это и в международных масштабах, но если вы в последнее время слушали сводки новостей, то не могли не заметить, что подобное происходит сейчас с большим размахом, чем когда-либо. Китайцы все так же блеют об упадке государственности, что не мешает им совершать опустошительные нападения на территории своих соседей, а это – с истинно марксистской неизбежностью – вынуждает их ставить под ружье и строжайше контролировать свое население. Американцы и их союзники (те немногие, что еще у нас остались) кичатся своим беспрецедентным уровнем личной свободы и с готовностью поступаются этой свободой в пользу вашингтонского компьютера, известного как подборщик призывников, который ежедневно сотнями приговаривает их к смерти столь же бессмысленной, как гибель римских гладиаторов. Иначе говоря: предположим, на безмозглого идиота из вашего квартала (пока «ДжТ» не представит доказательств, что Салманассар действительно способен развиться в полноценную личность, я по-прежнему буду рассматривать компьютеры всех мастей как олигофренов со сверхспособностями в своей узкой области) раз в неделю накатывает психоз, в состоянии которого ему жизненно необходимо зубами и ногтями разорвать кого-нибудь на части, и ваши соседи пришли к соглашению, что каждая семья по очереди должна отправить кого-нибудь из своих членов прогуляться туда, где живет этот маньяк, и отдать себя на растерзание…

Так вот: я же говорил, что вы в данной теме дока. Именно это происходит с призывом, вот только он берет не тех членов семьи, без которых вы могли бы обойтись: скажем, впавшую в маразм бабушку ста семи лет от роду или младенца, каким-то образом проползшего через фильтр евгенистического законодательства и родившегося с фенилкетонурией. Он забирает самых красивых, самых здоровых, самых жизнеспособных и никого другого.

Вам это ничего не напоминает? А должно было бы: в Фольклоре встречаются весьма любопытные догадки, одна из них повторялась на протяжении бесчисленных тысячелетий. Начиная с прикованной к скале Андромеды и кончая девственницами, отдаваемыми дракону, которого зарубил святой Георгий, тема уничтожения самых дорогих, самых ценных, самых незаменимых среди наших родичей возникает в легендах снова и снова. С мудростью, какой мы не обладаем как отдельные личности, но, безусловно, обладаем коллективно, она говорит нам, что, всякий раз отправляясь на войну, мы уничтожаем самих себя.

Но вы же в этом дока, правда? Вы ведь прекрасно знаете, что это благодаря мертвецам Конфедерации, или жертвам Долгого Марша[34], или пилотам, героям Битвы за Британию, или сжигающим себя камикадзе вы сегодня можете сполна наслаждаться своей чудесной повседневной жизнью, столь полной удовольствия, успешных свершений, любви, радости и прочих приятных вещей.