Джентльмен с Харви-стрит - Евгения Бергер

Его собеседница же, будто не сразу поняв, о чем идет речь, с недоумением на него поглядела, и только секундой спустя вдруг выдохнула:

– Ах да, эта девица, как мне видится, решила воспользоваться моментом и прибрать к рукам графа. Он был взвинчен постоянными ссорами в доме, и она приласкала его...

В коридоре так громыхнуло, что казалось, служанка опрокинула поднос с грязными чашками. Миссис Поттер с тревогой глянула в сторону двери и прижала руку к груди...

– Мне пора, мистер Джонсон. Теперь я действительно все рассказала!

Но Джонсон, в ушах которого все еще громыхал опрокинутый в коридоре поднос – младшая Харпер неистово негодовала! – сунул руку в карман и поспешно спросил:

– Так по-вашему именно Харпер, а не любовник миледи де Моранвилль виновен в трагической смерти ребенка? Быть может, узнав, что ребенок его, он вознамерился его выкрасть и...

– … При этом убил? Совершенно абсурдно, вы не находите?

– Всяко бывает.

Задумавшись, Джонстон пошарил в кармане, вроде как что-то ища, а потом, вынув руку, почесал голову. И не сразу заметил, как вытянулось лицо миссис Поттер, глядевший ему под ноги... Он проследил ее взгляд: под ногой у него, выпавший из кармана, лежал платок с инициалами «К.П.»

«К.П.»?

Как Поттер?

Томазо Антуан Джонсон распахнул большие глаза. Он и подумать не мог, что в целом способен так удивляться, но вот сподобился...

– Как ваше имя, милейшая? – произнес он.

И женщина вздрогнула, как от удара.

– К-корнелия, сэр.

Джонсон хлопнул себя по коленке и припечатал со смаком:

– Porca miseria, да вы та еще штучка не так ли, anima mia! (Душа моя) – И подняв платок, продемонстрировал ей вышитые инициалы. – «К.П.», как Корнелия Поттер. Знаете, где я нашел этот платок? – Стиснув зубы, бывшая камеристка миледи де Моранвилль глядела на вышитые голубым буквы, и молчала. – У одного вора, промышлявшего прежде у Сент-Джеймского парка, – просветил ее все же мужчина. – Слышали о таком?

Губы женщины дрогнули, а в глазах заблестели близкие слезы.

– Плачь не плачь, голубушка вы моя, а ответить все же придется, – фамильярно произнес Джонсон развеселившись.

«Вот ведь хитрая бестия, – думал он, – дважды обвела меня вокруг пальца. Теряю сноровку, однако!» Впрочем, свою неудачу он списывал скорее на «проклятую» британскую сдержанность и науку скрывать ото всех свои чувства. Кому-то, как той же Корнелии Поттер, эта наука давалось особенно хорошо, и Джонсон опростоволосился, как полный cretino! Больше такого не повториться, поклялся себе частный сыщик, сменив веселость на колкий, проникающий до нутра взгляд, устремленный на женщину.

Слезам, закипавшим у нее на глазах, миссис Поттер пролиться все-таки не позволила: усилием воли выжгла их в самом зародыше и теперь просто буравила взглядом окно, будто надеялась упорхнуть в него, словно птица.

Это она напрасно: летать людям, увы, не дано, да ей конкретно Джонсон и позволил бы. Удержал любым способом! Уж он-то умеет вцепляться как клещ, когда ему это нужно.

А сейчас ему нужно, как никогда...

Ведь за дверью слушает рыжая.

– Итак, все, что вы мне рассказали до этого, было ложью? – спросил он серьезно. – Миледи не родила мальчика от любовника, а встречались вы в парке с сообщником, помогавшим вам, провернуть дело с похищением мальчика. Отвечайте! – повысил он голос, и женщина вздрогнула. – Почему вы убили Анри де Моранвилля? Я хочу знать мотив.

У женщины снова задрожала губа, когда она, все так же глядя в окно, отозвалась:

– Я понятия не имею, что случилось с ребенком: его я не трогала, правда.

– Ха, хотите, чтобы я вам поверил, выкладывайте всю правду с начала и до конца. Я устал от вашего бессовестного вранья!

Поттер впервые с появления изобличительного платка на него посмотрела, и в глазах ее он увидел плескавшееся отчаяние. Неужели железная леди дала слабину?

Он решил надавить для надежности:

– Я знаю, что это вы были той женщиной, что заплатила Милашке за то, чтобы он украл кошелек у мисс Харпер. И кэбмену, что отвез ее вместо Стрэнда в Вестминстер, скорее всего тоже вы приплатили... – Он дал ей секунду осмыслить услышанное и продолжал: – На встрече в парке на вас была шляпка с вуалью, и вор принял вас за благородную леди, но вы, должно быть, разжились ей в гардеробе вашей хозяйки, не так ли, миссис Поттер, ведь благородства в вас ни на грош? Ни фамильного, ни врожденного.

Слезинка все-таки покатилась у женщины по щеке, но вряд ли то были слезы раскаяния – скорее скупая слеза оскорбленного самолюбия.

– Да, вы правы, то была я, – смахнув слезу, очень жестко подтвердила вдруг собеседница. – Вуалетку я одолжила у миледи де Моранвилль, у неё их было так много, что она вряд ли заметила бы, что одна временно пропадала. И вы ошибаетесь: любовник у этой блудницы все-таки был. Тот самый шотландец, о котором я говорила! И ребенка она родила от него. Даже однажды привела его в дом, чтобы с Анри познакомить... Представьте себе! Выдавала его за учителя музыки, а хозяин, вернувшись и будто почувствовав что-то, погнал его прочь. Графиня так взбеленилась, что кричала, как уличная торговка, называла супруга ничтожеством и скотиной... Мол, от одного его вида ее тошнит, как от запаха сточной канавы. Он тогда залепил ей пощечину – мы все это видели – и, затащив в библиотеку... – Лицо ее дернулось, как при тике. – В общем, я его не оправдываю, но графиня сама напросилась! В конце концов, граф – её муж и имеет полное право требовать от жены исполнения долга.

– Граф взял ее силой? – напрямую осведомился Джонсон.

– А иначе она не далась бы, – вскинулась собеседница. – Расцарапала графу лицо и кричала, что заберет мальчика и уйдет.

– Графиня хотела уйти?

Женщина холодно усмехнулась.

– Скажем так, позволяла себе помечтать. Даже время от времени наезжала к нотариусу на Флит-стрит и вела с ним какие-то разговоры. Меня она в них не посвящала, – предупредила она вопрос собеседника этой фразой. – Развод, понимаете сами, ей никто бы не дал.

– Почему? – искренне удивился мужчина и заслужил презрительный взгляд.

– Потому что это позор. Граф никогда не пошел бы на это!

– Так он знал или нет об измене жены?

– Полагаю, что знал. Эта блудница сама ему и сказала, лишь бы вывести из себя!

– И все-таки граф продолжал хорошо относиться к ребенку?

– Это был его сын! – Сверкнула глазами рассказчица. – Граф растил его и любил, как родного. Чужая кровь не могла изменить его отношения к мальчику! Вы глупец, если думаете иначе.

Страстность, с которой миссис Поттер говорила о графе, наводила на определенные мысли, и Джонсон не мог пропустить это мимо ушей.