Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

– Статьи мои читаешь?

– Читаю.

– И как?

– Не любят тебя в моей конторе.

– Не боишься знакомства со мной? Дурные связи.

– Ты – знакомство полезное. Власть переменится, буду у тебя скрываться. Пустишь?

– Пущу. И на твоем месте я бы уже вещички потихоньку перекидывала.

– Не торопишься?

– Сколько веревочке ни виться. Гром великий определенно скоро грянет. А дальше по тексту… Кто был ничем, тот станет всем. И наоборот.

– Вот как раз последнее меня и не радует.

* * *

«Ну, Червонная двойка, – думал я по дороге домой. – Придумала про записки на немецком языке, и я украл первые попавшиеся со стола у Типографа. Никакой я не Буратино, я просто необработанная деревяшка».

– Весь твой отчет прочел. Вопросов нет. Садись, – приветствовал меня мой начальник. – А теперь расскажи, что написано в записках.

Я вынул из портфеля рукопись.

– Копия?

– Да. В одном экземпляре.

– Где перевод?

– Он не нужен.

– Почему?

– Его можно найти в любой библиотеке. Это «Золотой ключик».

– В каком плане?

– В прямом. Эти записки – немецкий текст «Приключения Пиноккио» Карло Коллоди.

Давно я не видел у своего начальника столь идиотской физиономии.

– Кто над кем пошутил?

– Не знаю.

Колосов встал, подошел к шкафу, вынул бутылку «Реми Мартен», разлил по рюмкам. А я вспомнил Кики. Что сделал бы американец на моем месте? Наверное, все доложил так, как было. Немец никогда бы не допустил ничего подобного. Итальянец бросил бы службу и женился на Кики. А француз? Француз вернулся бы в Онфлер и оттрахал Высокую табуретку. От этой веселой мысли я улыбнулся.

– Чего смеешься?

– Я чувствую себя Буратино, которого провели. И знаю, кто провел.

– Кто?

– Карабас Барабас. Кузякин.

– Буратино, Карабас Барабас, – проворчал шеф, опрокидывая рюмку.

Он закрыл бутылку, поставил ее в шкаф. Сел за стол.

– Ладно. Начнем с начала. Тебя просили перевезти статуэтку из Браззы в Женеву. Статуэтка оказалась полой. Что в ней должно было быть: наркотики, Буратино или ничего? Твое мнение.

– Ничего. Зачем ЦК перевозить наркотики аж из Намибии? И для чего тащить из Намибии никому не нужную рукопись?

– Убедил, но не совсем. Дальше.

– Пичугин решил слинять. Ему нужны были деньги на билет, и он договорился с леваками, которых знал раньше, чтобы они оплатили ему билет, а он взамен провезет их наркотики по дипломатическому паспорту.

– Похоже. Откуда взялась рукопись?

– Возможно, в ней какой-то шифр, который мы не понимаем. Либо это просто балласт, что маловероятно. Или записки засунули в статуэтку леваки. Случайно или нарочно, чтобы нас подурачить. От них всего можно ожидать, при нынешней их любви к нам.

– Похоже на правду. Но зачем им пустая шкатулка?

– Не знаю.

– Ты написал, что на тыльной части статуэтки выцарапаны цифры. – Он покопался в бумагах. – 261000 240491. Что они обозначают?

– Ни малейшего представления.

– А я еще вчера догадался. Двенадцать цифр, это номерной счет. Номер, который ты получил в банке, тоже имел двенадцать цифр. И тоже между шестой и седьмой цифрой промежуток. Ты перевез пустую статуэтку и номер банковского счета. Кто-то откроет этот счет. Заберет что-то и положит в статуэтку. Что будет дальше, мы не знаем.

Это было похоже на правду.

Колосов прошелся по кабинету. Потом сел за стол, взял «Правду», посмотрел последнюю страницу и расхохотался.

– Знаешь, чего я смеюсь?

– Не утаи.

– Не утаю. Завтра по телевизору «Золотой ключик». Посмотри. Может, поймешь, кто мы с тобой. А этому Карабасу, придет время, вы вставим золотой ключик в одно место.

Судя по всему, на золотой ключик он обиделся. Я тоже.

* * *

Прошло два месяца. В августе я решил взять две недели отпуска. Вера устроила мне путевку в дом отдыха Академии наук в Звенигороде.

Однажды, возвращаясь из леса, я увидел прогуливавшегося вдоль аллеи Пискунова.

– Меня отзывают, – сказал я Вере.

И не ошибся.

На следующий день я явился в кабинет к Колосову и ожидал приказа отбыть в Браззавиль.

Однако услышал я нечто нереальное. Я должен был лететь в Европу, где, кроме всего прочего, мне следовало найти господина Дижона (который не существует) и посетить господина Топалова (который скончался)!

Жизнь все время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Ф.Кафка

Было теплое московское утро, то летнее утро в центре города, когда предметы одежды на женщинах можно пересчитать при помощи всего лишь трех пальцев, а одетые в пиджаки чиновники утешают себя тем, что, несмотря ни на какие козни начальства, после пятницы непременно наступит суббота.

Все, но не я.

Еще позавчера, прогуливаясь по парку санатория в Звенигороде, я удивлялся, что начальство впервые за пять лет дало мне возможность отгулять весь отпуск. Я знал, что мне предстоят две командировки, которые совместить трудно. Во-первых, мне надо выполнить то, что я не сделал в мае, а именно перевезти деньги за Габонский рудник из Браззавиля в Женеву. А во-вторых, в конце месяца придется лететь в Монреаль. Причем командировку в Монреаль ни отодвинуть, ни придвинуть нельзя, вот уже четвертый год я направляюсь туда на Международный кинофестиваль, где исправно исполняю роль члена советской делегации.

А потом, возвращаясь из парка, я увидел сотрудника моего отдела, прогуливающегося по аллее, и понял, что отпуск закончился.

* * *

Мой непосредственный начальник Владимир Гаврилович Колосов внимательно осмотрел меня и сказал:

– Если бы у десяти прохожих спросили, кто ты и где работаешь, все десять непременно признали бы в тебе дипломата. И не из-за заграничного костюма непонятно какого цвета и галстука с вензелем «Шанель» а из-за твоей физиономии, на которой написано, что ты привык подолгу жить за границей и знаешь с десяток иностранных языков. А еще потому, что в такую жару в костюмах ходят лишь дипломаты и официанты. А на официанта ты не похож.