Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей - Джон Ронсон

– Тебе понравилось в Эфиопии? – спросил я ее.

– Там просто волшебно, – ответила она.

И вот здесь история Жюстин могла бы и завершиться. Если вы один из тех сотен тысяч людей, что разрывали ее на куски, возможно, вам захочется, чтобы финальный кадр был именно таким. Возможно, вы визуализируете ее где-то в импровизированном роддоме в Аддис-Абебе. Возможно, она наклоняется над рожающей женщиной и делает что-то из ряда вон выходящее, что спасает той жизнь. Возможно, потом она поднимает взгляд, утирает пот с бровей, а выражение ее лица меняется – теперь в нем упрямая, гордая мудрость или что-то вроде того. И все это благодаря вам. Жюстин бы никогда не улетела в Аддис-Абебу, если бы ее не затравила общественность и не уволили из «Ай-Эй-Си».

Но кого Жюстин пыталась обмануть? Аддис-Абеба – это классно в первый месяц, но она не человек Эфиопии. Она человек Нью-Йорка. Она была самоуверенной, дерзкой и по-своему обходительной. Так что она вернулась. Вернулась в город, где для нее еще ничего не наладилось. Она временно занималась пиаром, запуская сайт знакомств, но до сих пор не встала на ноги. Она все еще была уволена с любимой работы, и ее все еще высмеивал и демонизировал весь Интернет.

– Я до сих пор не в порядке, – сказала она. – И я перенесла жуткие мучения.

Она гоняла еду по тарелке. Думая о Жюстин, я представлял себе разграбленный в ходе протестов магазин. Может, она и оставила дверь приоткрытой, но ее всю разнесли в пух и прах.

Однако я приметил в ней одно положительное изменение. Когда мы встретились в первый раз, она выглядела пристыженной – на нее давил груз вины за то, что она «запятнала честь» семьи, нажав кнопку «Отправить» под глупым твитом. Думаю, она все еще чувствовала стыд, но, возможно, уже не настолько. Вместо этого, сказала она, она чувствовала себя униженной.

На той же неделе, когда мы увиделись с Жюстин, Европейский суд вынес неожиданное решение – «право на забвение». Если информация в статье или блоге о каком-либо человеке признавалась «неуместной, неточной или избыточной» – что бы ни значили все эти расплывчатые слова, – то по запросу Гугл был обязан удалить их со всех европейских сайтов (но не с google.com). Десятки тысяч людей сразу же подали такой запрос – за три месяца таких соискателей оказалось более 70 тысяч. Гугл энергично выполнял требования, по всей видимости, удовлетворяя каждый из запросов. Настолько энергично, – избавляясь от целых полос в «Гардиан» и «Дейли мейл», к примеру, а потом рассылая автоматические уведомления о произошедшем, – что складывалось ощущение, будто компания целенаправленно сеет хаос, чтобы подстегнуть недовольство решением. По всему Интернету появлялись статьи и сайты с критикой закона и разоблачениями «забвенных»: футбольный рефери, который солгал о причинах назначения пенальти; парочка, арестованная за секс в поезде (о которой я напрочь забыл, пока это снова не всплыло); авиакомпания «Катэй Пасифик», которую обвинил в расизме соискатель-мусульманин.

Жюстин, следящая за новостями из Нью-Йорка, «сразу же испытала смешанные чувства», как сказала она мне. Для нее это выглядело как цензура. И при этом казалось весьма заманчивым. Но она знала, что в ее случае это обернется катастрофой. Если мир об этом узнает – только представьте себе эту истерию. Нет. «Право на забвение» могло улучшить жизнь реального нарушителя закона – какого-нибудь никем не осуждаемого экс-мошенника из Европы, избежавшего наказания – куда значительнее, чем жизнь подвергшейся невероятному осуждению Жюстин.

Так что самое ужасное, сказала Жюстин, то, что заставляет ее чувствовать максимальную беспомощность, – это отсутствие контроля над результатами поиска в Гугле. Они просто есть – вечные, сокрушающие.

– Должно пройти очень много времени, чтобы эти результаты поменялись в моем случае, – сказала она.

В октябре 2012 года группа людей, испытывающих трудности в обучении, отправились в поездку в Вашингтон. Они побывали на Национальной аллее, в Мемориальном музее Холокоста, в музеях Смитсоновского института, на Арлингтонском национальном кладбище и на Монетном дворе США. Посетили Могилу Неизвестного Солдата. Ночью они решили сходить в караоке при отельном баре. Их сопровождающие, Линдси Стоун и ее подруга Джейми, спели дуэтом «Total Eclipse of the Heart».

– Они в той поездке отлично проводили время, – сказала мне Линдси Стоун. – Мы смеялись в автобусе. Мы смеялись во время ночных прогулок. И они считали, что мы веселые и классные.

Линдси рассказывала мне эту историю восемнадцать месяцев спустя. Мы сидели за столом на ее кухне. Она живет близ восхитительного озера в одном из приморских городков на Восточном побережье США.

– Я люблю танцевать и петь в караоке, – сказала Линдси. – Но после той поездки я долгое время не выходила из дома. В течение дня я просто сидела здесь. Не хотела, чтобы кто-то меня видел. Не хотела, чтобы люди смотрели на меня.

– И долго это продолжалось? – спросил я.

– Практически год, – ответила она.

Линдси не хотела обсуждать со мной то, что случилось в той поездке в Вашингтон. Я трижды писал ей, и все мои письма остались без ответа. Но весьма своеобразные обстоятельства вынудили ее передумать.

* * *

Линдси и Джейми работали в организации «ЛАЙФ» уже за полтора года до этой поездки. «ЛАЙФ» объединяла «высоко функционирующих людей, испытывающих трудности в обучении», сказала Линдси. «Джейми учила делать украшения, и этот кружок пользовался бешеной популярностью у девочек. Мы водили их в кино. Водили в боулинг. Добились от компании приобретения караоке-системы. Многие родители говорили, что мы лучшее из всего, что случалось с тем кампусом».

В свободное от работы время у них с Джейми был свой дежурный прикол: делать дурацкие фотографии, «курить рядом со знаком “Курение запрещено”, позировать перед статуями, подражая им».

– И вот в Арлингтоне мы увидели знак «Соблюдайте тишину, проявите уважение». И нас посетило вдохновение. Так что, – сказала Линдси, – полагая, что это очень смешно, Джейми выложила фотографию на Фейсбуке и с моего согласия отметила на ней меня, потому что я считала, что это уморительно.

Ничего особенного после этого не произошло. Несколько друзей по Фейсбуку оставили пару сдержанных комментариев.

– Один из них служил в армии и написал: «Это своего рода оскорбление. Я знаю вас, девчонки, но это очень бестактно». Другой написал: «Соглашусь», и еще один человек написал: «Соглашусь»… и я сказала: «Так-так-так! Мы же просто придуриваемся! Не обращайте внимания!»